(Из прозы 90-х)

- О чем ты бормочешь, а?
- Да это я по-санскритски...
Вот так, муж, видите ли, бормочет по-санскритски! Когда дел невпроворот: сегодня будут гости (мой день рождения). Генеральнейшая уборка! Я с тряпкой нырнула за полку для обуви, а там паучиха сразу приняла позу угрозы - у нее отложены коконы деток, а рядом - в паутине - висит кожура съеденного мужа. На этом фоне я сразу решила стать хорошей женой. Миролюбиво спрашиваю: в чем проблема, дорогой?
- Не звать Н. Н., - говорит он. - А то опять напьется за первые пять минут и будет хватать женщин за руки, как было в прошлый раз. Это ему кажется, что он от восторга нежно трогает женщин, а у них потом все руки в синяках были...
- Но он сам придет. Помнит ведь.
- Вот я и думаю: позвонить и сказать... что-то такое... мол, мы не празднуем, так как... а?
Да, вспомнила я, в прошлый раз Володе пришлось на такси рано увозить Н. Н. домой, а нам без Володи сразу стало скучно... Без Володи плохо... Но и обижать человека нехорошо, все же Н. Н. - наш стариннейший друг. Надо что-то придумать!
И тут подал голос Антоныч из детской. Ему скоро год, нашем внуку, но он так серьезно и насупленно смотрит на нашу жизнь, что мы давно и с почтением зовем его по отчеству: Антоныч. И тут меня осенило!
- Вот что... спрячем в шкафу в детской водку и коньяк, чтобы Н. Н. и не знал об этом. Всех предупредим... Ну а с шампанского он не сразу опьянеет. Так! И желающие выпить будут ходить в детскую, якобы пеленки сменить и прочее. На младенца поглядеть.
Фрейд считал, что раннее детство очень важно... влияет на развитие личности. Надо, чтобы Антоныч ничего не увидел...
- Я лично буду агукать и закрывать от него шкаф, когда другие выпивают, - обрадовался муж.
И тотчас начал репетировать "народные страдания" - для развлечения гостей он решил спеть так Тютчева. С оканьем и уханьем. "Не то, что мните вы, природа" - на мотив "Когда б имел златые горы". "Молчи, скрывайся и таи" - на мотив "На окошке два цветочка, беленький да аленький". Ну а "Когда пробьет последний час природы" - на мотив "Когда была наивною девчонкой"...
Иногда он подходил к Антонычу и учил его говорить:
- Скажи "реформа", там есть слог "ма", ты сможешь сказать "мама".
Антоныч в ответ осуждающе говорил взглядом: чего ты, дед, ерунду мелешь!.. Дай мне лучше яблоко (кефир, творог).
Гости пришли со своими проблемами. Милого В. С., например, обокрали, и он был в таком шоке, что в милиции не мог вспомнить, какие именно иконы унесли воры со стен квартиры...
- Неопалимая Купина! Николай Чудотворец! - начала вспоминать я.
- Да потом-то я тоже их вспомнил, - сказал милый В. С., доставая подарки и коньяк.
Мы сразу коньяк унесли в детскую и весь план насчет Антоныча ему сообщили. То же самое и с другими гостями. На столе остались шампанское и две бутылки красного вина. И тут пришел Н. Н. Оглядел стол и осудил нас:
- Под селедку собираетесь пить портвейн?! Декаданс разводите! Под селедку люди пьют водку...
Я быстро перевела разговор: эту тарелку окрошки тебе, а эту Свете, ей поменьше, она столько не съест...
- Свете меньше? Разве феминистка потерпит такую дискриминацию? - громко спросил муж, чтобы заглушить тему водки. - Володя, Миша, хотите посмотреть нашего внука? За мной!
Другие мужики тоже последовали за ним в детскую, откуда вскоре донеслись восторженные восклицания:
- Хорош Антоныч! (милый В. С.)
- Крепкий! - это голос Володи.
- И цвет у тебя красивый! - это Миша.
- И запах! (муж).
Антоныч приветливо гукал в ответ.
И так повторялось много раз, почти после каждого тоста или номера мужа. Н. Н. что-то такое заподозрил. Когда в очередной раз мужики шли "смотреть Антоныча", Н. Н. тоже стал приподниматься из-за стола: мол, куда они, туда и я. Но тут мы со Светой зажали его крепко, аж за руки схватили:
- Слушай, эти глупцы напились и ходят умиляться ребенком, но ты-то ведь серьезный человек, ты не такой, чего там на пеленки любоваться, в детство впадать...
- Да, детей люблю, только когда они уже разговаривать начали, - серьезно ответил Н. Н.
А уже коньяк-то начал действовать. Один гость (гениальный поэт) кричал, что с "Нобелевки" "купит нам квартиру":
- У меня колебания: отказаться или взять и купить всем квартиры!
- А мне приснился Боря и говорит...
- Ельцин, что ли?
- Нет, Гребенщиков!
- А когда мне в последний раз приснился Боря...
- Гребень?
- Нет, Борис Николаевич...
- "Абрау-Дюрсо" дает эффект бассейна, словно прыгнул в бассейн и лежишь, - начал нахваливать шампанское мой муж, - специально для Н. Н.
- А у меня Роман-то в прошлом году в Крыму...
- О, интересно, с кем это у тебя был роман в Крыму?
- Не с кем, а сын мой Рома в Крыму попробовал "Абрау-Дюрсо"...
- Мужики, Антоныч-то давно уже, наверное, мокрый, пошли пеленать!..
- А ты верлибришки нам почитай, - попросила я Н. Н., чтобы отвлечь. (Он, правда, уже успел и красным вином поднапиться, видимо, потому что вместо "верлибр" произносил "верлип"... но почитал. Мы похлопали).
И тут вернулись мужчины от Антоныча.
- Официантам нужно давать звание героев, потому что они все время видят жующих людей, - говорил гениальный поэт. - Видят жующих все время, но не убивают их, а всего лишь воруют, герои! Нам бы не выдержать все время вида жующих...
А сам при этом тоже жует...
Тут еще наш кот Кузя принес в дом... голубя! Поймал, видно, к вечеру решил внести свою лепту, а я - раз! - в форточку мертвую птицу. И пошла руки мыть. Кузя ничего не понял и попросился опять гулять. Вскоре скребется: того же голубя приволок опять! Я его снова в форточку!.. А Кузя всем своим видом обиженным говорит словно: стараюсь, для меня голубя тащить - все равно что человеку - теленка, а вы!..
Пришли новые гости, принесли пачки импортных сосисок.
- Вы нам склероза желаете? Чтоб мы зашлаковали свои сосуды! - грозно начал выговаривать новым гостям муж, а сам под предлогом приготовления сосисок увел их на кухню и там растолковал насчет Антоныча, и вот уже новые гости идут смотреть Антоныча, и оттуда доносятся слова восторга:
- Антоныч, у, как я тебя люблю-ю!!!
Чтоб заглушить последовавшее за сим кряканье гостей, я попросила мужа начать исполнять "частушки" Тютчева. Оказывается, в это время стучали еще очередные гости, но мы не слышали, тогда они решили написать - обиженные - записку с укорами, стали вкладывать ее в щель двери, и я услышала шуршанье. Открыла - гости!
- Как же вы не достучались? - вопрошал с надеждой Н. Н. - Давайте выпьем за то, чтобы впредь всегда достукивались!
Но муж или сын уже уводил новых гостей к Антонычу. Остальные почему-то при этом сильно веселились. Лишь один Н. Н. пожимал плечами: вот люди впали в детство, старость уж точно - не радость, ходят на младенца любоваться, а чего там долго-то любоваться? Он даже вилку швырнул в гневе, но тут же привел байку о том, как Нейгауз швырял чернильницами в своих учеников, но... только в талантливых, а неталантливые ученики обижались: совсем он нас ни во что не ставит - ни разу даже чернильницей не швырнул!..
- Так вот и жизнь-Нейгауз швыряет в талантливых чернильницами, - говорит кто-то...
Уже пили за удачную стыковку тысячелетий, грядущую в двухтысячном году, чтобы они не пролетели мимо друг друга, тысячелетия. Уже кончился кетчуп, и Антон опрокинул бутылку: мол, в иностранных фильмах у бедняков всегда кетчуп стоит на столе вниз пробкой, чтоб остатки стекли... Уже самому знаменитому герою вечера - Антонычу - пора было спать, и мужчины пошли в последний раз в детскую, якобы попрощаться и пожелать младенцу спокойной ночи... Уже Лина помогала мне разрезать торт, когда зашел разговор о нашумевшей свадьбе в Австралии: невесте девяносто шесть, а жениху лишь восемьдесят.
- Малолетку взяла! - заметил Н. Н., что говорило о том, что он в своем уме, в полном сознании и сам сможет нынче добраться до дому.
Вечер, таким образом, удался на славу. Гости, одеваясь в прихожей, все приговаривали: "Какой Антоныч! Ах, какой хороший Антоныч!"
Ничто не предвещало того, что жизнь вот-вот швырнет в нас очередную чернильницу, что скоро невестка бросит нас и найдет другого мужа, а милого Антоныча увезет далеко-далеко...