2013 11 октября По поводу страха и страхов Тому
поколению, которое в 90-е годы были детьми, теперь особенно страшно. Они почти
не застали советской жизни и плавно шагнули в нынешнее время свободными, благополучными
людьми. Но я помню очень много мрачного в 89-90-й годы. Постоянные речи о
погромах, о том, что демократическую оппозицию будут сажать, о том, что
коммунисты и кгбшники так просто власть не отдадут.
Все развивалось и разваливалось с огромной скоростью. Но и тогда у многих из
нас возникала мысль, что свобода, которая многими не выстрадана – с
неизбежностью будет отобрана. Так оно и случилось. Теперь мы
снова должны возвращаться в прежнюю точку, потому что тогда не заслужили
свободу. Не вернемся мы сейчас, будут снова и снова возвращаться туда же – наши
дети и внуки. Когда понимаешь, что мы такая же часть истории, как и наши
предки, и что никто не обещал нам при рождении легкую и благополучную жизнь, не
так страшно. 28 ноября Постфактум Постфактум.
Все, кто жил в 90-е годы не могут не помнить, что когда власть отпустила руки,
первое, что стало расти пышным цветом – это книгоиздательство. Не нужны были ни
союзы, ни цензурные комитеты, ни министерства. Это было буйное цветение. Потом,
конечно, стали повышать цены на бумагу, давить налогами, стало тяжело. Но все
равно что-то еще держится. Я работала в эти годы и в школе (она была сначала
частной), и в газете «Первое сентября». Было трудно с зарплатой, но отсутствие
рук на горле удивительно стимулировало развитие всего. Ровно также было до
гибели НЭПа до 1929 года. Я не верю, что власть помогает. Только душит.
Главное, сделать так, чтобы не подходила близко. Остальное мы сделаем сами. 14 декабря Киев-Москва-Петербург То, что
сейчас происходит в Киеве, с неизбежностью изменит в скором времени нашу жизнь.
Рождение и существование трех городов (Киева, Москвы и Петербурга), было
своеобразным треугольником, где историческое время как ткань натягивалось то на
одну, то на другую его вершину. В начале ХХ века Питер потянул так, что оттуда,
покатилось в Киев огромное количество людей, оказавшихся потом или заграницей,
или приехавших в Москву. Не случайно из Киева пришел к нам апокалипсический
роман о «Белой гвардии». Теперь Киев
окончательно отрывается от нашего общего времени, (которому, как мы знаем он был основой). И это означает окончание прежнего
этапа истории. И начала какого-то другого. 17 декабря От Майдана к нам Когда же мы ощущали себя народом или нацией? На
собраниях, где проклинали врагов народа? Во время войны? Во время полета
Гагарина? На Манежке? В Бирюлево? Некоторые ощутили
это единство в 1991 году, но как, оказалось, страна смотрела на это
довольно-таки отстранено. Это было Московско-Ленинградское стояние, мало
задевшее всю остальную страну. Как нация, народ мы размазаны тонким слоем по огромной
территории, с которой почти не ощущаем связи. Теперь народ приучают к единению вокруг спортивных
состязаний, Олимпиады... Но многие понимают, что это ложь, а не единение. Достоевский говорил о всемирной отзывчивости русского
народа. Всеотзывчивость проявляется и теперь, когда
чувствуешь себя близким к единению других. Переживаешь за них. Чувствуешь
другого как себя. К сожалению, у этого есть обратная сторона.
Способность без остатка раствориться и умереть в других народах. Наша эмиграция
живет одно, два поколение, а затем исчезает в другой культуре и языке. Все идет
к тому, что часть нас растворится в Европе, а другая - в Азии. Если не
произойдет чуда, и атомизированные части народа перед лицом гибели не образуют какое-то иное
целое. 2014 Про Киев вне Майдана
и на Майдане
21-26 января Почти
неделю я ездила на метро, выходила в разных местах. Город живет и работает так,
как будто ничего нет. Конечно, слышно, как обсуждают события, от кого-то пахнет
костром – понятно, что оттуда. Но все вокруг абсолютно спокойно. У этого есть
две стороны. Если бы такое было в Москве, в метро и на улицах - повсюду стояло
бы оцепление, все было бы перекрыто, из динамиков неслось бы что-то
устрашающее. Здесь можно везде ходить, спокойно выходить с Крещатика
и нырять в самый центр событий. Собственно,
тело Майдана, как мне показалось, это небольшой палаточный город на Крещатике. Над цепью тяжелых военных палаток тянется дым от
труб, много простых крепких мужчин средних лет, по которым видно, что они живут
тут всерьез и надолго. С дровами, печками, плакатами, подходящим и уходящим
народом, все это напоминает по описаниям (как кто-то уже отмечал) Запорожскую Сечь. Отсюда и всплывание наружу архаических форм жизни, от
нарядов, катапульт, шуток, еды и песен. С
первой же минуты, когда я попала туда, то поняла, что в России такого не было и
вряд ли будет. Как-то остро чувствуется, что этих людей так просто сковырнуть
не удастся. Они как-то ушли корнями в землю Крещатика
и растут над ней. Сердце Майдана – повседневные народные собрания с молитвами и
пением украинского гимна. Здесь это смотрится на удивление гармонично. Когда
люди собравшись поют: «Душу й тіло ми положим за нашу
свободу, І покажем, що ми, браття,
козацького роду», то веришь, что они реально
чувствуют слова, которые произносят. Я попыталась представить наш народ, объединенный
подобным образом, и поняла, что нет у нас ни одного общего текста, который
соединил бы нас всех. События на улице Грушевского обнаруживают себя клубами черного дыма. С
Майдана происходящее там – невидно. И если продолжать метафору тела и сердца
Майдана, то события на Грушевского, мне показались, вырывающимся наружу
кулаком, который нападает и защищается от неприятеля. 29 января Пришла на работу в музей. Когда
произносишь «Киев», люди хватаются за голову. Пока была в Киеве, оказывается,
там шли еврейские погромы, захватили польских туристов и заставили их кричать: «Слава
Украине!» там горят повсюду машины, троллейбусы и автобусы. И главное, везде и
всюду бандеровцы. Пропаганда у нас работает
замечательно. Накануне вечером послушала обсуждение
на Общественном телевидении, больше всего
удивили, какие-то нарисованные (словно из театра) граждане Киева. Все
обсуждение сводилось к тому, что страшный Запад эстонцам разрешал разгонять
защитников бронзового солдата, а «Беркуту» почему-то не разрешает. Как
говорится, в огороде бузина... Хочется вслед за Паниковским
прокричать: «Поезжайте в Киев...» 6 февраля Мне все больше кажется, что школьный
подросток-убийца –
это как история из фильма «Покаяние», только наоборот. Там, мальчик платил
своей смертью за грехи семьи, и его отец был вынужден выбросить тело своего
отца из могилы, чтобы очистить землю и прошлое, от сделанного ими зла. Теперь
же мы видим –
обратное, мальчик из династии чекистов с сумасшедшей яростью умножает зло. Это
все метафоры времени, которые очень много нам всем показывают. 16
февраля Почему никто не ставит в театре пьесу
Ионеско «Носороги»? Нет более актуального сегодня текста. Все жители города
постепенно превращаются в носорогов абсолютно по собственному желанию. Не быть
носорогом становится стыдно. Вот заключительный монолог главного
героя. «Некрасивый я, совсем некрасивый. (Срывает картины и с яростью бросает их на пол. Идет к зеркалу). А они красивые. Я был не прав. Ах, как
бы я хотел быть таким, как они. Жаль, что у меня нет рога. Как это безобразно – совсем гладкий лоб.
Как было бы хорошо – один или два рога, сразу бы все
подтянулось, а то вон как обвисло. Но, может быть, это еще случится, и мне не
будет стыдно, и я пойду к ним, и мы все будем вместе. Но у меня почему-то рог не
растет! (Смотрит на ладони). И руки у меня какие-то влажные. Станут ли они
когда-нибудь жесткими? (Снимает пиджак, расстегивает сорочку, рассматривает
грудь в зеркало). А кожа какая дряблая! Ах, это
чересчур белое, волосатое тело! Как бы я хотел, чтобы у меня была жесткая кожа,
такого чудесного темно-зеленого цвета, совсем голая, без растительности, как у
них! (Прислушивается к реву). Их пение не лишено приятности, немного резко
звучит, но есть в нем какая-то своеобразная прелесть! Ах, если бы и я мог так.
(Пытается подражать). Агх! Агх!
Брр. Нет, не то. Попробуем еще, погромче! Агх! Агх! Брр! Нет-нет, совсем не
то, слабо, Никакой мощи в голосе. У меня не получается рева. А только вой. Агх! Агх! Вой – это совсем не рев.
Зачем же теперь раскаиваться, надо было идти за ними вовремя... Теперь уже
поздно –
увы! Я чудовище, чудовище! Мне уже никогда не стать
носорогом, никогда, никогда! Я не могу измениться. Я бы так хотел, так хотел,
но не могу». 20 февраля Неужели не ясно,
что на Украине сейчас решается наше будущее и будущее России. Неужели
непонятно, что бы там ни случилось – это коснется каждого из нас. 21 февраля Как жалко,
что мы почти этого не видим. Прокопченного мужика, который на сцене Майдана
плачет в голос, рассказывая, как на его глазах разорвало гранатой его товарища.
Как он просит сил у Майдана, чтобы вынести свое горе. Как на коленях перед
народом стоит на сцене человек, и благодарит Майдан за стойкость и доброту. Как
выходят люди, и понимаешь, что народ действительно бессмертен. Кто-то
увидит в этом архаику. Бог вам судья. Теперь я
точно знаю, к кому обращался Пастернак «На ранних поездах», к кому взывала
Цветаева в «Белой стае» – к корню, к основам лучшего в своем народе. Осталось ли
у нас, в России что-то помимо трагической памяти и великой литературы? Не знаю. 22 февраля Сейчас. На сцене Майдана православные
священники, униаты. Католический священник говорит, что на этом святом месте не
должно быть никакой грязи. Ругательств, ненависти, пьянства. Клячко сказал, что идет в Раду, где
будут решать вопрос об отставке Януковича. Сегодня народ к нему отнесся теплее.
Вчера согнали с трибуны. 23февраля На Майдане все священники: униаты,
православные обеих патриархий, протестанты, католики, раввин, муфтий – каждый читает свою
молитву. Это –
Иерусалим. Филарет на Майдане. Как бы к нему ни
относиться –
он заслужил благодарность за то, что двери Михайловского собора открылись и
дали убежище гонимым. И за госпиталь в церкви! 10 марта Дорогие
друзья! Последние две недели весь чудовищный накал событий я наблюдала из
больницы, и могла лишь косвенно выражать отношение к текущим событиям. Теперь я
вернулась и хотела бы сказать: 1.
Все,
что мы теперь наблюдаем в истории с Украиной – это последняя агония нашей
Империи, развал которой начался в 1917, вошел в завершающую фазу в 1991 году, а
теперь демонстрирует перед нами свои последние конвульсии. (Неловко
ссылаться на себя, но я про это написала в романе «Ключ. Последняя Москва»). 2.
Как
ни тяжело все происходящее, но нельзя ни изумляться логике истории, или
Провидению. Ведь мог наш альфастерх и его камарилья
тихо наслаждаться жизнью до старости, выезжая на европейские курорты, будучи
принимаемыми среди мировых лидеров. Но пружина истории (неистлевший
совок, яд чекизма) запускает процесс завершающей
фазы. 3.
С
1991 года мы жили в окружении восходящих то тут, то там зубов Дракона. С середины
2000 года поднялся целый лес. И многие из нас с самого начала предчувствовали
беду. Теперь понятно одно –
нужна полная и окончательная Десоветизация. Необходимо приравнять сталинский режим
к фашистскому. Иначе Дракон снова и снова будет мимикрировать под обычного гражданина, которому в истории
все дорого. 4.
Россия,
которую 70 лет насиловали, убивали коммунисты, чекисты и нквдшники,
в 2000 е годы пошла в объятья к их наследнику, за что теперь расплачивается, а
мы вместе с ней. И
главное: сейчас решается не судьба Крыма и Украины; я абсолютно уверена, что
там все будет хорошо. Они проснулись, они вместе, они знают, что хотят. Главное
– это судьба нашей страны. Разговоры в больнице с людьми (почти все они
находятся под воздействием телевизора), все-таки убеждают в том, что народ не
переносит нынешнюю воровскую власть, и через 10-15 минут внятного разговора
начинает соглашаться, что тут что-то не так. Что воевать не надо! Война нужна одному-двум
безумцам. У нее нет той мощной энергетической поддержки, того воодушевления,
которыми сопровождались иные войны. А пропаганда очень быстро разрушится сама
собой. 17
марта После Киселевского ядерного демарша,
который несколько вывел из равновесия, вспомнила как
Сталин в 1947 году создавал «Литературную газету». Эдакого
коллективного Киселева, чтобы пугать Запад. Симонов (создатель этого
политического листка) вспоминал наказы Сталина: «– Вы должны понять,
что мы не всегда можем официально высказаться о том, о чем нам хотелось бы
сказать, такие случаи бывают в политике,
и «Литературная газета» должна нам помогать в этих случаях. И вообще, не должна
слишком бояться, слишком оглядываться, не должна консультировать свои статьи по
международным вопросам с Министерством иностранных дел, Министерство
иностранных дел не должно читать эти статьи...» И газета открылась разухабистым памфлетом Бориса Горбатова «Гарри Трумен в коротких штанишках». Писатель сравнивал президента
США с Гитлером, а его деятельность противопоставлял рузвельтовской.
В последующих номерах под рубрикой «поджигатели войны» газета в тех же
выражениях даст отповедь Эйзенхауэру, Бевину,
Маршаллу («Шейлок с Уолл-стрита»). Вышинский, чей обличительный пафос был
использован Сталиным на страшных процессах конца 30-х годов, теперь с тем же
жаром обличал «поджигателей войны» – США и Великобританию, и еще десять
государств поддерживающих их экспансионистские планы". 2 мая Принципиальное. На Юго-Востоке
Украины и на самой Украине нет противостояния между украинцами и русскими! А
есть противостояние между двумя векторами развития: западным и совковым! И
хорошо бы это донести до наших журналистов, которые все время сталкивают народы
и языки! 5 мая В метро звучат военные песни. И
что-то тяжелое поднимается в душе. Чувствую, как этими любимыми с детства
песнями, прикрывают ужасную гадость. Как эта власть, не имеющая к прошлой войне
никакого отношения, нещадно спекулирует на наших чувствах любви к этому
празднику. И понимаю, что не могу вместе с ними слышать эти песни, не могу
вместе с ними справлять Праздник. Я думаю, что когда-нибудь мы
перенесем этот день на 8 мая, и будем отмечать его вместе со всем миром, а не
их отцом-Сталиным. 5 июня Мы теперь живем в
России только настоящим. Нет, еще прошлым, которое у всех по- своему рифмуется
с сегодняшним днем. Хорошо тем, кто может строить планы на годы вперед. Власть увлекает нас
в тартарары, понимая сама, что будущего у нее нет. Оттого и заключает сделки на
30 лет вперед. Да, хоть на 100!. Когда здесь все посыплется, у нас не будет как
на Украине легитимной оппозиции, и власть упадет в руки самых оголтелых, как при большевиках. Будет смута и некоторое
время «а ля гиркин». На
время придется бежать, чтобы потом вернуться. Это
не пессимизм, а осознание реальности. Всякий, кто читал книги,
помнит, что у Шекспира, Пушкина, Данте, Сервантеса – мир управляется нравственными законами. Я в
это верю, поэтому и занимаюсь литературой. Если
некий брат короля наливает, спящему монарху в ухо яд, то в третьем акте этот
король-самозванец –
падет. Если есть преступление, то неизбежно последует и
наказание. Если царь – Ирод, то в конце
народ, который безмолвствовал, в последнем акте растерзает детей царя. 14 июня Слова, которыми с
нами говорит История, имеют огромный смысл. В 30-е годы появление пьесы Эрдмана «Самоубийца» много говорило о наступающей эпохе.
Афиногенов написал пьесы «Страх» и «Ложь» - вовсе не антисоветские, но своим
названием маркирующие время. Теперь появилось
молодежное движение «Сеть». Я чувствовала, что сегодняшнее время проговорится.
Мы же итак оПутаны, заПутаны.
Вот про это же и
писала в «Ключе» – два года назад. «И
весь советский мир, о котором одни, ностальгически вздыхают, другие, с ужасом
оглядываются, прошит наушничеством, доносительством, осведомительством
опутывающими всех и каждого узами рабства. Эта рукотворная паутина явно пришла
из преисподней, потому что она умеет зацепиться за каждую судьбу, за связь
человека с человеком». 27 июня Встретили в Венеции знакомую мужа,
эмигрантку с двадцатипятилетним стажем. Разговор с образованной дамой
превратился в ожесточенный спор. Ее тезисы были общеизвестны: «Украина – не государство.
Почему у России не может быть геополитических интересов. Нам показывало наше
итальянское телевидение, что никаких военных в Крыму нет, и референдум был
честным. Европе нужен только газ, больше ничего ее не волнует». Ничего нового. Но
тошно. Потом, когда она
ушла, стали натыкаться на памятники XVIII века, когда недогосударство Италия билось с Австро-Венгрией за свою
независимость. То барельефы с падающими героями, то женщины на баррикадах.
Помнят ли они как были не государствами, а цепью раздробленных подневольных
частей империй? 17
августа Готовлюсь к лекции о посещении Андре Жидом СССР в 1936 году. Его скандальное «Возвращение из СССР»
актуально как никогда. А ведь очень хотел, чтобы ему все понравилось. Заметьте,
1936 год –
а теперь 2014! И что с этим делать? «Советский гражданин пребывает в
полнейшем неведении относительно заграницы. Более того, его убедили, что
решительно всё за границей и во всех областях – значительно хуже,
чем в СССР. Эта иллюзия умело поддерживается - важно, чтобы каждый, даже
недовольный, радовался режиму, предохраняющему его от худших зол. Отсюда некий
комплекс превосходства... Вопросы, которые вам задают, иногда настолько
ошеломляют, что я боюсь их воспроизводить.
Кто-нибудь может подумать, что я их сам придумал. Когда я говорю, что в Париже тоже есть метро, – скептические
улыбки. «У вас только трамваи? Омнибусы?..» Один спрашивает (речь уже идет не о
детях, а о вполне грамотных рабочих), есть ли у нас тоже школы во Франции.
Другой, чуть более осведомленный, пожимает плечами: да, конечно, во Франции
есть школы, но там бьют детей, он знает об этом из надежного источника... Как
может не коробить то презрение или, по крайней мере, равнодушие, которое
проявляют находящиеся или чувствующие себя «при власти» люди по отношению к «подчиненным»,
чернорабочим, горничным, домработницам и, я собирался написать, бедным.
Действительно в СССР нет больше классов. Но есть бедные. Их много, слишком
много. Я, однако, надеялся, что не увижу их – или, точнее, я и
приехал в СССР именно для того, чтобы увидеть, что их
нет. К этому добавьте, что
ни благотворительность, ни даже просто сострадание не в чести и не поощряются.
Об этом заботу на себя берет государство. Оно заботится обо всем, и поэтому,
естественно, необходимость в помощи отпадает. И отсюда некоторая черствость во
взаимоотношениях, несмотря на дух товарищества. Разумеется, здесь не идет речь
о взаимоотношениях между равными. Но в отношении к «нижестоящим»
комплекс превосходства, о котором я говорил, проявляется в полной мере». В связи с предыдущим постом о
посещении Андре Жидом СССР в 1936 году, думаю о то, что Сергей Яковлевич Эфрон к тому времени официально возглавлявший «Союз
возвращения на родину» в Париже, а неофициально являвшийся агентом НКВД, не мог
не читать текста Андре Жида, и не мог не читать того, что развернулось в советской
печати –
в ответ. Все читал, но впускать в себя не хотел. Финал мы все знаем. А Марина
Ивановна Цветаева, к моему глубокому прискорбию, не вникала в текущую политику.
Первый раз она возвращалась из Крыма в революционную Москву
плохо понимая, что там произошло. Это было первым актом трагедии. А
второй раз, возвращаясь в советскую Москву, что было актом трагедии – последним. Можно не
вникать в то, что пишут газетах, которые она так ненавидела, но, когда-то это
губит тебя и твоих близких... 19 августа Утром 19 августа 1991 года я вышла
гулять с собакой Маней в наш двор на Смоленском бульваре. Возле дома стоял
танк. Большой и угрюмый. Белый дом был совсем рядом, там было еще не так много
народу, а из окон верхних этажей выбрасывали листовки с обращением Ельцина. На
обратном пути я видела как люди облепляли каждый танк,
кричали что-то военным, кто-то даже пытался толпой раскачивать одну из машин.
Баррикады начали строить как-то все вместе, не довариваясь, от ощущения полного
отчаяния. 24
августа Когда предмет твоих занятий поэты и
писатели, жившие в советскую пору, приходиться заниматься и самой советской
жизнью во всех ее проявлениях. Вникать в работу органов с писателями, это ведь
тоже часть жизни литературы. И вот представьте, день за днем ты
видишь фрагменты той жизни, которую исследуешь. Те же обороты речи, те же
кампании по дискредитации. Написал абзац в книге, глядишь, а он уже – в реальности.
Конечно, это фарс, выдернутые цитаты, но в тоже время - словно торжество,
какого-то идиотского постмодернистского сценария. Но в
этом хоть и страшном шутовском обличье нынешнего времени есть, что-то
позитивное. Мы можем более-менее открыто рефлексировать и сопоставлять.
Поверьте, людям, советского мира, которых терзали и мучили
было вообще не понятно, кто они и зачем. Не пройден урок, не поняты
драмы, не оплаканы жертвы советской власти, и за это мы должны вновь и вновь
смотреть этот дикий советский маскарад. 10
сентября В советские голодные
времена стояла я на Плющихе в овощном магазине в длинной очереди за луком.
Рядом со мной было несколько благообразных старушек, очень бодрого вида. Бу-бу и бу-бу и наконец, выползло
из их бурчания дорогое их сердцу имя. – При Сталине такого не было, – бурчали
они. Он бы не дал такому случиться, что бы за луком по три часа стоять! Тут на них
обернулась жилистая немолодая тетка. – При Сталине вам было хорошо, – заорала
она. А в деревне после войны не жили? А кору с деревьев не жрали?
Небось в распределителях все получали. Старушки, видимо,
почувствовали, что пойманы с поличным, и стали ее увещевать: – Вы, нам женщина
не грубите! Мы не с вами разговариваем. Я испытала настоящий
катарсис. Это был тот редкий случай, когда я была «со своим народом». Многие интеллигенты,
оставшиеся в СССР, и в том числе Пастернак, видимо, воспринимали Сталина как
вочеловечившееся лицо русского хаоса. Вот такую оно обрело на то время форму,
рябую, хитрую, жестокую и страшную. И с этим приходилось считаться. Теперь
русский мир смотрит на нас другим лицом. Хитро подмигивая, обманывая на каждом
шагу, не веря ни в какую свободу, а только жестокую, зверскую волю. Страшнее
всего знать, что ты состоишь из тех же молекул. 19 сентября Инерция
прежнего мира. В
метро со стен смотрит реклама - она уже из прошлого. «У работы в Макдональсе множество плюсов...», – не будет скоро никаких Макдональсов.
А вот еще: «Новая пенсионная формула..». Формула у нас
теперь одна, чтобы не было никаких пенсий. И
видится прекрасный будущий мир. Сидят люди вокруг стола, над ними
энергосберегающая лампа, она светит еще из прежней жизни. И кто вдруг: – А помнишь,
Макдональдс? Там еще булки с котлетой продавали, как они назывались? – А помнишь, фейсбук, там можно было общаться со всем миром. – А мне письмо
знакомые передали из Америки, у них родственники в МИДе. И
вот все, замерев, слушают, как там «у них» на самом деле. Затем письмо
торжественно сжигают в пепельнице. 23 сентября Одни мальчики-писатели играют в войну, она
им кажется, похожей на испанскую, другие сладострастно лайкают
их рассказы, сидя в кафешках, или в своих уютных офисах. Мальчикам уже под
сорок. Они читали много книжек, в том числе и моих, где я на основании
документов и фактов рассказывала, как плохо было тем советским мальчикам поэтам
и писателям, которые радостно ринулись во все сталинские войнушки.
«Освобождали» Прибалтику и Западную Украину. Как они потом спивались, ломались,
погибали от невозможности писать. Как прятали под подушкой Гумилева и
Мандельштама. Как стыдились себя. Но новым мальчикам все нипочем. У них в
головах не соединяется история. Им нравятся мои документальные книжки про Луговского, который так любил
военную форму, так звонко бил стихами барабанную дробь в партийных газетах. Для
чего? Чтобы потом бежать от самого себя. Чтобы умереть от очередного инфаркта в
57-м году после встречи советской интеллигенции с властью от ужаса, что тот
сталинский мир вернется. Новые
начитанные мальчики многое знают, но это их не останавливает и не пугает. Им
хочется почувствовать запах крови, чтобы потом, если в них есть хоть капля
совести, тихо спиваться и твердить, что все одинаковые, что правды нет. 25 сентября Был
когда-то такой писатель Всеволод Кочетов. Он тоже (как и Юрий Поляков)
возглавлял «Литературную газету». Казалось бы, что тут такого. А связь ведь
очень глубокая. Сейчас Кочетова почти никто не
помнит. А зря! В своем бессмертном романе «Чего же ты хочешь?» (1969) Кочетов
выступил против «разложения советского общества западной псевдокультурой
и пропагандой». Как
прекрасны первые же строки романа. «Разбуженный Клауберг протянул тяжелую белую руку к часам, которые с
вечера положил на стул возле постели. Золоченые стрелки показывали час
настолько ранний, что невозможно было не выругаться по поводу
пронзительно-визгливых ребячьих криков. Что это? Какая надобность выгнала на
улицу шальных итальяшек еще до восхода солнца?» Пришла
пора издавать и переиздавать Вс. Кочетова. И вот еще
один прекрасный пассаж. «–
Отец, ты бы не смог уделить мне некоторое время для серьезного разговора? Было
воскресенье, все позавтракали, в квартире стояла мирная тишина. <...> Сергей
Антропович шевельнул рукой груду свежих газет у себя
на коленях. –
В мире-то, дружок, натянуто, как струна, вот-вот загудит. На нас идут таким
походом, какой, может быть, пострашнее походов тех
четырнадцати государств, которые кинулись на Советскую республику в
девятнадцатом году. –
И ты думаешь – что? Что в случае чего мы не выдержим, не выстоим, драпанем в кусты?» 9 октября Про
любовь к народам. Когда-то
при советской власти, из года в год я ездила с сыном отдыхать в Латвию, в
рыбацкие поселки на берегу моря. И часто приставала к людям старшего возраста с
вопросом: «Откуда они так хорошо знают русский язык?» Ответ обычно был одним и
тем же: «В Сибири научился». Они не жаловались, нет. Лагеря, теплушки, погибшие
братья и сестры, это было почти обыденным. Мне было очень стыдно. Я могла
только слушать и запоминать их истории. Так я полюбила их больше, чем русских.
И в Эстонии было точно также. А потом и в Грузии. И в дорогом для меня Израиле.
И всегда – на Украине. Это было сильнее,
чем любовь – к своему. И тогда я поняла, что единственное, что я могу считать
своим национальным чувством – это сострадание и любовь к каждому, обиженному
нами, народу. И сколько вымаливать этот грех, не знаю. И не надо говорить, что
мы не виноваты. Все мгновенно возвращается. Потому что мания величия у русского
человека – это оборотная сторона его забитости и рабства. 10 октября Самое больное на
просторах фейсбука –
национальное. Бьет током, как из розетки. Очевидно, что у многих – русское густо
перепуталось с советским, и наоборот. «Мы ни в чем не виноваты, это все
латышские стрелки, спасавшие Ленина, коммунисты, грузины, Сталин, евреи,
засевшие в органах, украинцы в правительстве и др». Но тогда, откуда 84
процентов поддержки «крымнаша»? Откуда «мы на радость
всем буржуям, мировой пожар раздуем»? Или «пусть все погибнут, зато мы покажем, какие мы крутые». Драма
Российской империи, затем Советской, и снова нынешней России, в том, что это
огромная страна, которая с завидным постоянством, подминает под себя и Своих, и Чужих, ломает жизни Своего и Чужих народов. Так
терзать собственный народ, как наша власть во все эпохи, надо сильно постараться.
Но на этом основании кричать, что мы же страдали-мучились при царях, вождях, и
прочих правителях – за это вы тоже мучайтесь! Раз мы мучаемся – то и вам житья
не дадим! 19 октября Вчера
осуждали в гостях синдром «крымнашизма» среди
знакомых. И, на мой взгляд, этому оказались подвержены люди, которые изначально
были склонны видеть приоритет государства над личностью, а те, для кого личная
свобода – всегда выше, этим синдромом не страдают. И тут подумалось, что в
своем государственничестве – наш народ вполне китаец,
то есть готов отдавать себя государству, не думая, для любых его затей. Однако
от китайцев нас отличает одна существенная вещь – русская культура и
литература, которая все время болеет, защищает, подымает
– человеческую личность над государством. И в этом смысле – наша культура
насквозь либеральна, как бы это было, кому не неприятно. От «Медного всадника»,
«Шинели», «Записок из Мертвого дома», до «Хаджи-Мурата». Поэтому идея,
какого-то «умного» депутата запретить отдельных русских писателей,
непоследовательна. Русскую литературу надо запрещать – ВСЮ, тогда может быть,
возможно, искоренить русский либерализм. Недаром Мао Цзедун
устраивал именно «культурную революцию». Советская власть выжимала из
литературы дух свободной личности, но так и не справилась, сломалась. А про
тех, кто сам решил отдать себя в руки государства, как Маяковский, и
самоуничтожился, уже отдельная тема. 22 октября Время
от времени я вожу экскурсии по дому Пастернака. Попадаются удивительные типы.
Однажды красивый бородатый человек привел двух дам. Я понимала, что он был
преисполнен желания показать им – своего Пастернака. Я старалась во время
умолкать, чтобы он мог повести рукой и сказать: «Вот видите, каков поэт!» Под
конец, когда мы уже прощались, я спросила, так как он часто ссылался на
воспоминания своего отца о разных писателях: «Ваш отец был писатель?» «Нет, что
вы, – он широко улыбнулся, – это я – большой писатель! Смотрите мои романы в
сети, их великое множество». Тетеньки закивали, подтверждая величие своего
спутника. Так я познакомилась с большим писателем. Буквально
через некоторое время пришла пара, муж и жена. Они внимательно слушали, правда,
муж нервно ходил по комнате, пока я рассказывала. Потом он стал спрашивать, как
раньше работали батареи, как открывались щеколды на окне, чем крепились
занавески. Он щупал пальто поэта, просил открыть шкаф, чему я, конечно же,
препятствовала. Он говорил: – «Поймите, мне же надо чувствовать поэта,
чувствовать!». 28
октября Пенсионный
фонд. Через час, потоптавшись, заводится разговор. Моложавый мужчина
пенсионного возраста: – Чего стоим, все
равно пенсии скоро отберут (шутит). Тетенька
(простая, но с хитрецой): – Мы всех кормим, как
в Советском Союзе, а самим – шиш. А Америка, вон, до нас через океан дотягивается. Я
(не выдерживая): – Ну, какая Америка!
Подумайте! Чужое не надо хватать. Тетенька: – А они Косово взяли!
(О, это Косово, сколько раз за последнее время говорила, как там два года
резали друг друга). И
вдруг дяденька: – Слушайте, я был в
Белграде, сразу после бомбежек, там аккуратно так разбомбили несколько
государственных зданий, а вокруг было все абсолютно цело. Понимаете, Милошевич,
это как Путин, он хотел создать Великую Сербию, как наш Русский мир. (Говори,
дядечка, говори, а то, я уже из сил выбилась). В каждом анклаве сербов
стравливали с другим народом. Тетенька
кивает. И вдруг с плачущей интонацией. – Под Москвой, какая
разруха. Не американцы ж нас
разбомбили! Пенсионный
фонд (продолжение). Кабинет. Стол, заваленный бумагами. За спиной у маленькой
сгорбленной женщины – на фоне флага – Путин. Даю
стопку документов (с десятком копий). Тетенька долго заполняет формуляр
(рукой), потом все тоже в компьютер, потом начинает сканировать все мои
документы. Я осторожно спрашиваю: – А зачем Вы их еще и
сканируете? На это же уходит столько времени. – Зачем, – вздыхает она, –
им там наверху надо деньги отмывать. Штат управления раздули, техники накупили,
завалили нас бессмысленной работой. С
портрета на нас самодовольно смотрит директор прачечной, над его головой
полощется российский флаг. 24 ноября Почему они лгут «как
дышат»? Мне кажется, что повседневная ложь была воздухом советского человека эпохи
застоя. Любимым героем шестидесятых был Остап Бендер. Все вокруг обожали этого пройдоху и плута, не только за его блестящие шутки, но еще и
потому, что советский человек, чтобы выживать и жить, должен был постоянно
плутовать, хитрить и надувать советское государство, обводить его вокруг
пальца. Плутовали все – от продавцов до высших чиновников. И то, что было так
мило в комсомольской юности и партийной зрелости наших героев, теперь окаменело
и стало их сущностью. 27 ноября «Ну,
вы же понимаете, что творится!» – говорит в
Сберкассе девушка, обменивая мою карту. «Но вы же знаете, что теперь
происходит!» – с надрывом говорит продавщица
в магазине. Я
в ответ молчу. Молчу, потому что отговорила, откричала
уже в феврале и марте, апреле. 3
марта записала. «Я вижу людей как за стеклом, и лица у них такие же, как
всегда. Что нас ждет? Все живут так, как будто ничего не происходит, и ничего
не произойдет. Так всегда бытово до холодного
прикосновения дверной ручки, до весеннего ветерка, щелканья гальки под ногой,
открывается новая страница истории. Ни звоном, ни литаврами, а бочком входят в
нашу жизнь роковые события». 28 ноября В детстве я очень любила
фильм «Город мастеров». Не видела его с шести лет, потому что боялась, что то
сказочное ощущение – разрушится . Помню как
на город напали, какие-то гнусные захватчики, и любимец города – прекрасный горбун, которого ранили стрелой в
горб, стал падать с огромной стены, но не погиб, потому что у него оказался – не горб, а крылья. Как же я была счастлива его
крыльям. Тогда в детстве, мне стало казаться, что всякий больной, не похожий на
нас человек, наделен чем-то особым. Какими-то тайными крыльями. Вот
так идешь через Крымский! мост, и думаешь, что этот сияющий в город, где
протоптаны улицы и переулки, не имеет никакого отношения к странным существам,
плохо говорящим по-русски, имитирующим принадлежность к его истории,
проносящимися мимо с мигалками. Так хочется, чтоб они
уже оставили нас в покое. Мы сами напишем книги, выучим, вылечим, накормим.
Оставьте уже нас, наконец! 2 декабря Прочла
множество постов, что после 4-го всех нас будут сажать. Можно идти искать
веревку, многие уже с весны ее ищут. Наше коренное отличие от украинцев, что
они при опасности бегут ей на встречу, а мы боимся всего еще задолго до наступления
чего бы, то ни было. Я это знаю, потому что скроена из того же. Наверху – это прекрасно известно. Надо понять, что
основная матрица нашего образованного класса –
страх, страх, который выделяется через поры статей, уроков, книг, фильмов и
переходит в следующее поколение. 16 декабря Как верно писали, мы
все это знали весной. Говорили про это диким тетенькам из очередей и
высоколобым дамам. Что Россия полетит в тартарары. И торговые комплексы по
сторонам заплеванных шоссе, превратятся со временем в башни-скелеты. А
внедорожники с пестрой лентой на голове постепенно станут похожи на старые жигули. Все потеряет яркость, а лампочки на
деревьях, будут потихоньку отваливаться, и иногда, вспоминая о прошлых годах,
вдруг нервно замигает, то одна, то другая ветка. И будет трезвление. Бог знает, сколько оно будет продолжаться. 22 декабря Я раньше, когда читала
Достоевского – все восхищалась неэвклидовому уму
нашего человека. Мол, как он перепрыгнул от эвклидова пространства к пониманию
геометрии Лобачевского. Как он может объемно и глубоко видеть мир, ну, прям как
во «Сне смешного человека». А теперь с тоской думаю, может, сначала надо было
букварь выучить, разобраться в обычных правилах, а потом уже звездные карты
рисовать. 27 декабря Обидчивость русского советского
человека, как мне кажется, проистекает из нескольких причин. Русско-советский
человек не хочет, чтобы его отождествляли с его властью, он ведь тоже от нее
страдает, тайно ненавидит. И если он ступает на чужую землю, ему кажется, что
он это сам из справедливости делает. Отчего же не любят!? Однажды в юности я стояла у магазина в ярком платке и подошел ко мне старик,
явно много и долго пьющий. И почему-то стал интересоваться, откуда у меня
платок. Я ответила: – С Западной Украины!.. Старик изменился в лице. – А я там воевал. И через паузу. – Ох, не любят там нас, не любят. И вдруг. – А за что нас любить? Вопрос любви так и
остается центральным. 2015 20 января Мне
кажется, что чем глубже страна падает в варварство и дикость, тем ярче будут
сиять даже остатки культуры. Начальники учат детей в культурных странах, а не
ходят в музеи лаптей и скреп, и пытаются прильнуть, то и дело, то к Толстому,
то к Чехову, то к Цветаевой, то к Пастернаку. Но они растлевают народ денно и
нощно, и за это с них спросится – везде. И сегодняшняя история тоже станет
предметом культуры. Потому что все должно быть претворено, даже самое
отвратительное и ужасное. 21 января Навеяло. Думаю
про то, что во власти находятся люди абсолютно искренне верящие, что
Евангельские заповеди – это правила для дураков. И литература с ее поиском свободы, справедливости,
смысла жизни и прочего – это притворство, в
которое люди играют, потому что не умеют зарабатывать бабло.
А они – хитроумные, всех обводят вокруг
пальца. Только, где их книги, их свод правил? Сурков как-то сочинил за них за
всех «Околоноля». Они все и есть «околоноля»,
не живые, не мертвые, холодные рыбы в аквариуме, у которых даже и крови нет.
Поэтому они с такой легкостью льют чужую, потому что ничего не чувствуют.
Когда-то Сталин запустил в аквариум – это «околоноля», так они и плавают с белыми глазами, полуживые-полумертвые. 24 января Сейчас,
когда из российских градов расстреливают жителей Мариуполя, особенно чувствуешь
себя заложником этого страшного и бессмысленного режима. Тут на вечере «Знамени»
писатель Кабаков призвал встать над гражданской
войной, протянуть друг к другу руки и исполниться любовью. Почему-то тошно было
от его слов невероятно. Возможно, потому что вот так часть вроде грамотных
людей, не вникая в подробности, продолжает величать этот кошмар «гражданской
войной на Украине». А всех, кто не приемлет этой позиции и возражает, считает
проявлением «либерального террора». Это ужасно напоминает европейских левых
30-х годов, которым говорили про тюрьмы и лагеря в СССР, но они, отмахиваясь,
отвечали, зато там коммунизм строят. 27 января Когда я читала и писала
о советском времени, меня не оставляла надежда, что все увидят как просто
созданы советские мифы и каким бременем они лежат на нас. И каждый поворот советской
истории был трагическим самообманом, оплаченным морем крови. Причем получалось
всегда так, что главными свидетелями обвинения для меня становились вовсе не
диссиденты, а самые яростные защитники и адепты советской власти: комсомольский
поэт Николай Дементьев (после вербовки, пытавшийся куском стекла перерезать
себе горло), тяжело и беспробудно пившие Вл. Луговской, Мих. Светлов, Ольга Берггольц и многие другие. Убивали себя
и пили – от невообразимой лжи и духоты, от понимания своей вины. Никогда это не
чувствовал Петр Павленко, которому было все равно какой власти служить. И вот теперь разобранные
на части мифы, рассыпавшиеся в прах, подбирают новые молодые писатели. Они
натягивают парики, намазываются красками, примеривают на себя старое
распадающееся тряпье, то виде запыленных гимнастерок, то стертых портупей. 2
февраля Конечно,
ученый-культуролог Яковенко абсолютно прав, идет смена цивилизаций и архаика,
цепляясь за все отжившее, страшное, но до боли родное, не дает колесу истории
сделать свой поворот. Когда смотришь с этой точки, становится легче. Мы с вами
или хор, или печальные хроникеры нового-старого распада. Недаром певцами лнр и днр являются люди с
советско-коммунистическими мозгами, корень архаичного именно здесь. Его немного
припорошило в 90 е годы, но суть осталась прежней, с корнем зла никто даже не
начинал работать. И тут «спасибо» нашим интеллигентам, которые запрещали
трогать в 90-е коммунистов, считая, что это нарушит свободу. Корень пророс
кровавым цветом и принес адские плоды. 3 февраля Есть такой жанр – агрессивно-параноидальное литературоведение Тут мне позвонила
тетенька из Ростова и вкрадчиво спросила, знаю ли я ее книгу «Марина Ивановна, ведь это было не
самоубийство?», про то, как нквдшники прокрались в избушку Цветаевой и накинули на нее
петлю. – Да, – мрачно отвечала я, – но я не согласна с вашей версией. – Ну, конечно, – закричала тетенька из далекого Ростова, –
вы же в музее Цветаевой
работаете, вам, что прикажут, то вы и говорите. Вы же прекрасно знаете, что
всех русских поэтов, начиная с Пушкина убили, замучили,
повесили, – была такая программа. В ее словах, конечно, есть
частица правды, – подумала я, но тут тетенька закричала: – Цветаева никогда не хотела покончить собой!!! – и тут я уже возмутилась всерьез. – Тысячу раз написала и
сказала, – крикнула я, но тут наш разговор прервался. Ровно через неделю
мрачный голос потребовал от меня отчета, почему я на 80-й странице, книги
«Распад», что-то написала о Пастернаке так и не так, и где я могла взять
закрытый цековский документ, которого нигде нет. Я
затрепетала. Книги передо мной не было, я монтировала выставку и попросила
перезвонить через неделю (к слову сказать, документ давно опубликован). Я еще
раз поинтересовалась фамилией исследователя. Вечером открыла интернет. Заголовок, выложенный на Прозе ру, попал в самое сердце. «Борис Пастернак, или
Торжествующая Халтура» – гласило название. Факты, фактики,
о том, что он делал такого или такого числа сопровождалось хохотком и
замечаниями типа: «он думает нас обмануть, ну мы-то понимаем, что он думал на
самом деле!» Вскоре появились слова об антинародной сущности Пастернака. Мне
хватило нескольких страниц, и я уже решила закрыть этот труд, как увидела, что
у этого Герострата множество комментаторов. «Спасибо, уважаемый
Владимир, – писали умиленные читатели, – вы открыли нам глаза на этого прохиндея». Некоторые признавались, что никогда не понимали,
зачем было писать такие непонятные стихи, и еще более ужасную
прозу. Теперь им все открылось. Читатели были счастливы: им, столько времени
морочили голову, и наконец, появился человек и объяснил им, что все эти
писатели и поэты, просто хитроумные халтурщики. Этот
агрессивный жанр, не надо путать с другим: ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕМ ОТ ДОМОХОЗЯЕК, которое радует нас в книгах «АнтиАхматова», «Другой Пастернак» и др. Из подобных книги,
мы узнаем более невинные вещи: о климаксе Ахматовой, или о том, как морфинист
Булгаков изводил свою жену, или о романе Е.С. Булгаковой со Сталиным, или о том
Марина Цветаева…, но тут я умолкаю, каждый может добавить сам. 5 января Простите
за антикультурное. Но может «Доктором Живаго»
навеяло. Увиделось
вчера, почему-то в метро, как в Москву толпами через какое-то время, когда
кончаются деньги, возвращаются дэнэры и лэнэры, казаки и прочие ополченцы. Разбираются с богатыми,
и «решают» вопросы, кто кому не платит. У всех оружие. Ровно как в 1917, когда
солдаты с войны побежали, а потом стали «разбираться» с буржуями и обывателями
на улицах городов и деревень. Как-то ясно увидела их между нас, и затосковала. «Доктор Живаго» роман не для современников, а
скорее послание к нам. Здесь есть главное - опыт выживания интеллигента, между
жизнью и смертью, попытка остаться собой, когда жернова времени перемалывают в
пыль твоих друзей. 6 февраля Мы
дети страшных лет России... В
начале ХХ века, как всем известно, политический кризис нарастал сразу после
поражения в русско-японской войне, перешел в революцию 1905-07 года и далее до
октября 1917 года. Предчувствием грядущей катастрофы наполнены все известные
тексты того времени. НО при всех прочих такого подъема науки, философии,
литературы, живописи и музыки Россия еще не знала. Предчувствие гибели, не
мешало, а даже помогало искусству осознать свою экзистенциальную сущность. Другое
дело теперь. Казалось бы, через сотню лет – все похоже; и политический кризис, нарастающий как снежный
ком, и понимание грядущей катастрофы, – но
при этом, нет и даже невозможно представить никакого расцвета. Существует
только, во всех художественных формах, опыт всеобщей рефлексии по поводу 100
лет назад вывихнутого времени, сломанного позвоночника, с которым жили наши
отцы и деды. И странная мысль, что мы проживаем не свое время, а
доживаем их прошлое, с их серебряным веком, но и с их Пуришкевичем и Родзянко,
с криками к царю остановиться в своем безумном соскальзывании в пропасть, с играми
Распутина в правительство. И с непрекращающейся войной... 11 февраля А
как можно было бы жить! Писать и издавать книги. Изучать, искать и находить,
читать. Делать выставки и соединять людей. Но сбившееся с пути прошлое, вернувшееся
к нам, ничего не даст осуществить в полную силу. 14 февраля Читаю
для лекции про убийство Михоэлса. За убийство великого актера («выполнение
специального задания») участники ликвидации –
6 человек – получили ордена Красного
знамени, и Отечественной войны 1-й степени. А чтобы окутать смерть Михоэлса
завесой тайны – МГБ в качестве активных
мероприятий распространяло слухи, что актер пал жертвой польских националистов
(!), и то, что он был убит сионистами. Официально объяснили, что несчастный
случай. На самом деле, связали и бросили под грузовик, который по нему живому
проехал. Давняя
и укорененная традиция политических убийств и лжи. 25 февраля Князь
Владимир на Воробьевых горах - наш ответ Киевскому князю Владимиру, и еще
отсылка колыбелям на Корсуни. Означает это только
одно – что надо снова вбивать в деревянные
головы граждан новые патриотические гвозди. Ну, а для нас еще раз понять, как
от Владимира Ильича до Владимира Владимировича размазалась странная земля с
народом, не желающим жизни, а жаждущим смерти. Не знаю, для этого ли крестил князь
Владимир в Днепре наших предков, но те, которые оказались рядом с Киевом, оказались
более жизнеспособны. |
|||||||
