(окончание)
Кажется, я плотно засел в этом маленьком курортном местечке, о чем не жалею. Не так это и плохо - прогуливаться зимой по безлюдной набережной, километр в одну сторону, километр в другую, слушая прибой, впитывая штормовой ветер, думая свою думу.
Сейчас, летом - совсем другое дело. Изо всех щелей повылазили махонькие ресторанчики, заполонив эспланаду от края до края. На те же две версты полсотни кабачков, полтысячи столиков, пара тысяч кресел, и в каждом к вечеру сидит усталый курортник. А между столиками оставлена узенькая тропинка, вдоль которой мечутся запаренные официанты и порой бредут по своим делам посторонние господа - скажем, такие, как я.
Другой бы на моем месте взбеленился — мое, святое, не замай. А мне и это по душе. Медленно фланируя прямо сквозь ресторанную жизнь, иногда уступая дорогу официанту с тарелками и бокалами, я через каждые десять шагов выныриваю из одного светового тона в другой, из люминесцентного холодильника в желтую лужу от ртутного фонаря или в самый простой свет настольной лампы в жилой комнате. Выплываю из одного разговора, по-болгарски, и уже оказываюсь в другой, немецкой беседе. Или русской. Или сербской.
Совсем как прогулка по лесу где-нибудь под Ярославлем, когда березняк сменяется осинником, а тот перетекает в еловый подлесок. Такой же живой ландшафт, биоценоз, ничуть не уступающий в своем завораживающем разнообразии сообществу лесных и полевых обитателей. Одни за столиками хохочут, другие беседуют с заговорщицким видом, третьи деловито жуют, а кое-кто, откинувшись в кресле, молчит, не шевелится, высматривая что-то в черной морской дали.
Живая жизнь. Такая же родная, как и всякая другая природа... особенно, если рука в кармане греет фляжечку коньячка.
Никогда не писал стихов, и вот опять. Тут нашел в своих старых файлах такую штуковину - вроде как оооочень вольный перевод. Очень далекий от оригинала, стихотворения, приписываемого одному из великих Ринпоче. Какому — не помню, равно как и не помню его имени. Однако, этот незнакомец, как мне кажется, большая умница. Да и переводец, по-моему, ничего. Мне нравится.
Счастье не схватишь за хвост,
Сжав зубы, зажмурив глаза.
Оно уже здесь, пред тобой,
Беспечно мурлычет, поет,
Дразнит блаженством.
Не умничай, не суетись,
Кончай считать-рассуждать,
Жизнь не поддастся числу,
Она реальнее цифр —
Не то, что твои мечты.
Сколько ни примеряй,
Все совершится само.
Придет и снова уйдет,
Тебя и не спросит.
Растаяло — родилось,
И так будет без конца.
А ты и не видишь ни зги,
Ведь ты семенишь за судьбой,
Радугу хочешь догнать.
Что ж, тогда в добрый путь,
В жажде того, чего нет.
Или есть? Ну, тогда посмотри
У себя за спиной.
И веселье, и горе-тоска -
Все лишь пестрый мираж.
Стопчешь обувь свою дотла,
Пока бредешь за мечтой.
Не держись за гнилую труху,
И мир раскроется сам.
Пригласит с поклоном к себе:
Будь как дома.
Хватит в поле пустом блуждать,
Все уже сидят за столом.
Не охоться в дальних лесах,
Звери сами придут к тебе.
Не канючь, не жди, не проси -
Оно уже здесь.
Нынче проснулся бодрый такой, голова ясная. Умылся, зубы почистил, стакан газировки засосал, сел перед завтраком за комп, новости просмотрел, почту проверил, нашел нужный мне файл, начал стучать некий текст, уже продуманный во всех деталях. Все бы хорошо, только вот мешает что-то... Угол одеяла лезет в лицо, не дает дышать... Пришлось расклеить глаза, вылезти из-под одеяла и повторить весь утренний сценарий заново, только теперь уже не пишется нифига. Но ведь такой реалистичный был сон... Сейчас думаю - не отыскать ли тот самый файл, посмотреть, что же я там успел отстучать. Может, что-нибудь важное?
Навел в своем хозяйстве порядок по пятому пункту. Оказалось - средь моих френдов половина жидов, половина хохлов. А те немногие, что кацапы, на тех и вовсе пробу ставить негде. И от пиндосов с души воротит, и от колбасников, и от макаронников. Куда же мне, бедному, податься? В евреи не возьмут, в украинцы не примут... А в кацапы и сам не хочу.
Почему я презираю "российский средний класс"?
А потому, что, мысля себя порядочными людьми, честно зарабатывающими своим трудом, своим интеллектом, своим образованием — честно добывающими свое материальное благополучие (ой ли, так ли адекватна эта плата, если ее считать по общепринятым мировым меркам?), на самом деле ни черта они не заработали. Поскольку не создали под свой труд фундамента, не расчистили хотя бы площадку, которая необходима, которая обязательна для честных трудов, для честной добычи хлеба насущного.
Никто из них, ни единая душонка не выследил из засады ни одной воровской гебистской морды, не разрушил или хотя бы не попробовал расшатать ни одной «вертикальной экономической схемы», даже не выбил зубы ни одному привластному холую. Палец о палец не ударил ради создания настоящей экономической среды, в которой только и может реализоваться честный труд. Все встроились ничтоже сумняшеся в уже обкатанную систему, систему не труда, а глобального воровства и транжирства.
А без этого твердого и честного политического и экономического фундамента кто они? Благородные труженики? Черта с два. Всего лишь добросовестные холуи на обслуге глобальной воровской, бандитской, чекистской мафии. Либо шестерки в банде, либо, в лучшем случае — прислуга для их отдыха, развлечений и прочей жизнедеятельности. И ничто иное — даже если это сисадмин в каком-нибудь крупном банке или журналист в гламурном издании.
И плата за их труды — это не плата, и не за труды вовсе. Это оклад за службу. Ибо нет, вообще не видно тех материальных ценностей, которые были бы созданы этим трудом и могут быть реализованы, хотя бы частично, в виде оплаты, и все их жалованье берется не из добавочной, созданной производительным трудом стоимости, а из нефтяной ренты, то есть из достояния наших потомков.
Взялись прислуживать оккупантам? Да ради Бога! Только не присваивайте себе этого почти дворянского титула, не называйте себя благородным словом «средний класс».
Первое сентября. Ура!
Как корова языком слизнула с нашего маленького курорта толпы визгливых подростков. А вместе с ними рассосались и гадкие подозрительные старушенции, откомандированные сюда мамашками-папашками для выпаса их отпрысков. Сразу же притихли аттракционы, свернулись на набережной уличные ресторанчики, ходить стало просторнее, дышать стало легче. Даже вечерний воздух стал прохладнее.
Чего уж греха таить — люблю я человечество.
Вонючая приманка
Я ни на йоту, ни на синь пороха не эзотерик. Да Боже упаси! Но даже у меня где-то на дне души шевелится мистическое недоумение. Как же так? Один и тот же народ почти в одном и том же веке то отвергает развратную властную пропаганду, то вдруг приемлет ее всей душой. Неужто дело в колесе зодиака? Или в пятнах на Солнце? Или в каких-нибудь там биоритмах Чижевского?
Впрочем, помедитировав чуток на эту тему, я выхватываю из-за голенища свою верную бритву Оккама и разом отсекаю все лишние умствования. "Гипотез не измышляю!" Ибо нафиг они сдались, когда и без них все как на ладошке. Начнем с того, что, если мы возьмемся анимизировать такое понятие, как «народ», если попытаемся представить его себе в виде некоего существа, наделенного собственной волей (на что у нас вообще-то нет никаких оснований), то это существо, хотим мы того, или нет, окажется исключительно тупым. Ну просто дремучим. Такой персонаж будет слишком глуп, чтобы отделять в пропаганде правду от лжи. Увы.
А теперь подумаем, чем же все-таки отличается лживая пропаганда брежневских времен от не менее лживой пропаганды путинской эпохи? Элементарно, Ватсон! Идеология позднего совка строилась, пусть и на фальшивом, но все-таки идеализме и гуманизме. И у народа в избытке хватило сарказма, чтобы дотла выстебать эти имитационные ценности. Зато идеология Путина успешно отбросила "химеру совести" и вообще всякий дух добра. Так вот на что клюет наш народ! На откровенную, циничную подлость, на зверство, на свинство. Вот в чем на поверку состоят его идеалы. (Чтобы не выглядеть совсем уж русофобом, вскользь отмечу, что немцы в свое время тоже ведь клюнули именно на такие же доблести.)
И теперь, если мы так уж хотим придумать какой-то живой образ, символизирующий наш народ, то это будет не Иван-царевич и не Василиса премудрая, хотя и тоже, в угоду нашим патриотам, нечто монархически-архаически-великое. Это будет старый пятиаршинный сом, дремлющий в одиночестве на дне омута. Над рекой греет солнце, жужжат стрекозы, пролетает яркая и светлая жизнь, но он, проводя в апатии век за веком, даже не раскроет из любопытства глаз. Но стоит ему туда в омут бросить кусок зловонной тухлятины, и тут он решительно, самоотверженно, безоглядно прет всей своей тушей на эту омерзительную приманку и прямо в руки хитроумного рыбака.
Позднее прозрение
Уходят, уходят, уходят друзья / Одни в никуда, а другие в князья... (С)
Это у меня эпиграф такой из любимого Галича.
А если по делу - не устали ли вы каждую неделю печально вздыхать, наблюдая очередные торжественные акты предательства, разыгрываемые публичными фигурами, которые мы, кажется, привыкли считать образцами благородства? Мне проще – я и раньше их всех не держал за людей, а вот идеалистам, воспитанным в почтении перед звездами совковой эпохи – тем, конечно же, трудно.
Однако я сейчас о другом. О процессе, направленном в обратную сторону. Вы не обращали внимания, сколь много сейчас всплыло видных деятелей, давно уже прославившихся запредельной, демонстративной подлостью, которые вдруг заговорили "как порядочные", которые вдруг, ни с того, ни с сего начали во всеуслышание провозглашать весьма разумные тезисы, принялись вещать, как столпы нравственности. И ведь по делу, ведь не возразишь... если только не вспомнить, что те же лица говорили лет 10 назад. Загадка однако... Или тут играет роль инсайдерская осведомленность? Почуяли, куда ветер дует?
Из рассказов старого немца
Был я в России. Хорошая страна. И люди мне там очень понравились - добрые, веселые, радушные... только очень уж вороватые. Как-то ночью весь бензин у меня из танка слили.
Метафора XXI века
Когда-то Маяковский, объясняя, чем отличается образный строй футуризма от образов традиционной поэзии, придумал такой пример — у классиков было бы сказано «автобус тяжелый, как ночь», а мы говорим: «ночь тяжелая, как автобус».
Вот и у меня. Когда я жил в городе, день за днем слыша из окна нескончаемый гул трафика, я утешал себя тем, что он немного похож на шум прибоя. Зато теперь в штормовую ночь, когда сквозь оконные стекла я слышу, как волны разбиваются о скалы, мне мерещится шум городского транспорта — вот вдалеке прогромыхал поезд, а вот одна за другой пронеслись по мокрому асфальту тяжелые фуры на перегруженных шинах.
Об индивидуализме
Нынче в воздухе какой-то напряженный штиль. Деревья в парке у меня под балконом стоят, не шелохнувшись, не дрогнув ни листиком. И только одно, чуть отличающееся от соседей цветом листвы, безумствует, скандалит, размахивает ветвями и чуть ли не подпрыгивает от возмущения на своих корнях. Вот и верь после этого, что ветер раскачивает деревья, а не наоборот.
Сплошь и рядом слышу, что власть так или иначе удовлетворяет в России запросы народа, что власть подстраивается под его менталитет, что, наконец, власть является воплощением его чаяний. Первым делом я сразу же оговорюсь, что ни в коем случае не хотел бы выгораживать свой народ и хоть как-то его идеализировать. Будучи сам его частицей, не хуже других понимаю, что мы за подарок. НО!!! Хоть когда-нибудь за историю существования людей на этой территории, которая сейчас называется Россией, хоть когда-нибудь хоть кто-нибудь из здешних тиранов интересовался запросами этих людей, их менталитетом и их чаяниями? Я давно читаю книжки по истории России, но таких прецедентов не знаю. Ни одного. Чтобы власть как-то пыталась влиять, воздействовать на наш менталитет, определять наши запросы, навязывать нам якобы наши чаяния - такое было (оставим в стороне вопрос, насколько это было эффективно). Но чтобы спрашивать нас о наших потребностях и пытаться как-то их удовлетворить? Ничего похожего не было ни при Невском, ни при Грозном, ни при николаях-александрах, ни при лениных-сталиных, ни при ельциных-путиных. Так что нечего новой династии узурпаторов перевешивать свои преступления на и без того не очень чистую народную совесть.
Памяти Москвы
У меня к Москве отношение тяжелое, двойственное. Прожил в ней всю жизнь, всю жизнь нежно ее любил... и страстно ненавидел. Еще в юные годы вздыхал с облегчением, только почувствовав, как электричка проскакивает на волю под эстакадами Московской кольцевой. Всегда противопоставлял одушевленные леса и поля тому хищному, бездушному злу, что обитает в моей любимой Москве. И то конкретное, чем я дорожил в Москве — оно всегда было чем-то подпольным, чем-то не разрешенным, как бы тайной любовью и украденным счастьем. Такими в эпоху глубокого совка были заброшенные и поуродованные церкви, неухоженные безлюдные парки, дремучие проходные дворы, такими же сейчас остаются глухие закоулки, до которых еще не добралась жестокая рука Лужкова-Собянина (для меня это одно лицо, головы одного монстра, увечащего мою родину).
Сейчас, после окончательного развода (не морщитесь – я понимаю всю смехотворность моего пафоса, способен все-таки смотреть на себя со стороны) – после развода с родным городом я, одновременно как брошенная любовница и как бросивший любовник, смотрю со злорадством, что выделывают с моим городом нынешние власти. Так вам и надо! (Да не верьте вы мне — тут, конечно, есть и злорадство, но несравненно больше страдания, и сострадания.) Незачем мне теперь приезжать в этот город, если уже нет в нем тех стежек-дорожек, по которым гулял ночами в юные годы. Да и вообще ничего нет.
Помню, когда наконец решил уезжать, начал, как сомнамбула, ходить по городу, нарезая по нему прощальные круги, стараясь насмотреться, впитать глазами всю свою любовь к этому месту и его любовь ко мне (ведь любви без взаимности не бывает, правда?). Отъезд все откладывался, и эти кольцевые прогулки-расставанья по бульварам и ветвящимся вокруг них улочкам стали входить в дурную привычку...
Интересный все-таки город. За что я его сейчас ненавижу? А вот за вульгарный, купеческий шик, за пошлость, за моветон нуворишей, отраженный и в манерах горожан, и в новой претенциозной архитектуре. А за что любил раньше? В чем состоял дух «старорежимной Москвы»? Посмотрим, например, глазами петербуржца. Так ведь это тоже был все тот же купеческий шик, тот же моветон, тот же безалаберный воровской понт. Только в стилистике другой эпохи, и катались тогдашние хозяева жизни не на немецких машинах, а во французских каретах. Пройдись сейчас по самым красивым улицам, дожившим до нас от старого уклада. Посмотри на роскошные особняки 200-летней давности. И чье оно было? А все тех же придворных интриганов-карьеристов, все тех же пройдошливых откупщиков... Точно так же, как и сейчас... Будь это эпоха застройки после пожара 12 года, будь это «новостройки» времен раннего капитализма и только зарождающегося модерна — всегда это были слегка провинциальные и нагловатые бандитские понты. Только с годами покрылись они патиной времени, затянулись непролазными зарослями живой, ни откуда не приглашенной, самовольно расплодившейся здесь неофициальной жизни — и вот уже перед нами почти такое же живое место, как девственный лес или вольная луговина.
А теперь возьму-ка себя в руки и постараюсь глянуть непредвзятым глазом на новую Москву, Москву последних двух десятилетий , не выискивая в ней архитектурных огрехов, стремясь увидеть ее своеобразную красоту (ну, конечно же, там, где всякие церетели, придется чуть зажмуриться или отвернуться). Ну, и что нам откроется?
– Тьфу, все равно гадость!
– Да не горячись ты, не ворчи, как старик, на все новое, что выбивается из привычного для тебя ряда. Вон, посмотри, архитектор явно постарался, там пилястрочка поставлена где надо, там ритм окон выдержан без сбоев, там правильно соблюдена перекличка стилей. А глянь, как элегантно выстроен, прорезан, скажем, конкретно этот подъезд. Где-то в новоделах явный намек на модерн столетней давности, где-то на сталинский ампир. Нравится-не нравится, но ведь был такой стиль, и сейчас с ним тоже надо считаться, если вся Москва им напичкана под завязку.
– Вроде бы ты прав. Отчасти. Как говорится, свистнуто... но свистнуто, скажем прямо, так себе. Все верно, все на месте. Видно, что делали профессионалы... но делали как-то спустя рукава. Подобные мотивы, похожие решения где-нибудь в Париже или Чикаго лет 70 назад — это было дерзко, это был вызов, дразнилка для конкурентов. А вот сейчас те же самые конструкции смотрятся, да и реально оказываются не прыжком вперед и вверх, не попыткой опередить, удивить, а всего лишь потугой выглядеть «как все», отчаянным провинциальным стремлением догнать, сравняться с другими мировыми столицами (какими они были 50 лет назад). Третьесортный дух города, пошлый дух его новых обитателей естественным порядком вылился в третьесортную эпигонскую архитектуру. То есть именно не ужасную, не оскорбительную, но все равно скучную и постылую. (Впрочем, ужасного, оскорбительного тоже хватает, а еще больше того, что балансирует на грани фола, на грани между мерзостью и скукой.)
...в общем, на месте Москвы отстраивается город самодовольных, шикующих, но при этом безнадежно закомплексованных мещан... (Ха! Интересной петлей легла мысль — ведь «мещанин» - это же и есть всего лишь горожанин, житель города. Так что поздравляем Вас, гражданин - любитель тавтологий.)
Насколько я помню, в одном из вариантов гитлеровской пропагандистской концепции отношение к России определялось примерно так: "Это вполне себе арийская нация, однако она не заслуживает человеческого отношения, так как доведена до состояния унтерменшей, ибо дотла развращена властью жидов-комиссаров". Ладно уж, оставим "жидов" на их нацистской совести, но ведь в остальном все как-то подозрительно похоже на правду.
Все фейсбучники - отпетые честолюбцы. Все жаждут славы. Я тоже не исключение, все время подсчитываю лайки под своими постами. А когда их оказывается больше, чем положено, чешу тыкву - уж не спорол ли я опять какую-нибудь глупость.
От редакции. К этому летнему дневнику 2015 года у автора примыкают два больших текста, которые мы приняли решение опубликовать отдельно.