Альтернативный подход к преподаванию отечественной истории

 

Актуальность альтернатив

 

В сложной общественно-политической ситуации, когда обществу и школе навязывается «единый учебник истории» (пока еще весьма сырой и спорный дайджест), особую значимость обретают альтернативные подходы к осмыслению истории России. Как раз когда будет создан и «внедрен» единый и обязательный школьный учебник (в чем уже вряд ли следует сомневаться), для мыслящих учителей-историков будет особенно необходимо свободное идейное пространство, воздух — совокупность различных парадигм и интерпретаций отечественной истории, с помощью которого можно будет рассуждать с учащимися о национальном прошлом даже в условиях «спущенного сверху» принудительного официоза.

Один из таких возможных подходов к осмыслению отечественной истории, основанный на трех идейных каркасах — порывы модернизации, циклическая динамика и драма испытаний, — представлен в данной работе.

 

Порывы модернизации и их последствия

 

Модернизацию вовсе не обязательно жестко связывать с исторически недавними стремлениями «догонять» развитые западноевропейские и североамериканские общества в плане индустриализации, военных, политических и экономических институтов. Широкое принятие Русью и Московией греческих, болгарских культурных и религиозных образцов, а позже — османских военно-организационных институтов и практик также были тогдашними модернизациями.

Последующая цепь «догоняющих модернизаций» уже в отношении Польши, Швеции, Голландии, Англии, Франции, Австро-Венгрии, Пруссии и Германии, США хорошо известна. Они были в разной мере успешными, но всегда вели к глубокому преобразованию государственных, сословных и классовых структур, к появлению новых социальных групп, к непреднамеренному заимствованию целых систем культурных и социально-политических образцов, перераспределению ресурсов, острым социальным и идейным конфликтам.

Как застойные, так и кризисные периоды являются следствиями прежних государственных попыток и порывов различных социальных групп к модернизации (существенно разной по целям, стилю и средствам в разные исторические периоды). Некоторые порывы модернизации были откровенными заимствованиями, другие претендовали с большими или меньшими основаниями на флагманскую, первопроходческую роль в европейском и даже мировом масштабе.

Иногда модернизация вела к успешной территориальной экспансии, завоеваниям и аннексиям, иногда побочным эффектом модернизации или следствием ее провала была потеря территорий или даже государственный распад. Иногда государственная власть, искренно стремясь к отмене старого и созданию нового, фактически возвращалась к восстановлению в иных формах прежних образцов и институциональных структур (т. н. «контрмодернизация», «псевдомодернизация» и т. д.).

Лежащее в основе этой концептуализации измерение «старое/новое» является предельно широким и фундаментальным для истории, поскольку выражает последовательность темпоральности — смены явлений во времени. Разумеется, такая парадигма не исключает изучения и учета в российской истории «естественных» — медленных, складывающихся процессов, а также истории индивидуальных судеб — трагических, героических, обычных, «нормальных» или тоскливо-безнадежных, однако можно показать, что подавляющая часть таких явления происходили в руслах, проложенных цепью прежних, преимущественно государственных, порывов модернизации и территориальной экспансии. Как видим, эта концептуальная рамка весьма широка и вполне нейтральна в идеологическом плане.

Какие еще сквозные инварианты можно ухватить в драматичной и прерывистой истории России? Сословия, классы, церковные организации и конфессиональные группы, профессии, уклады, политические структуры — все это течет и меняется. Неизменными остаются две инстанции: государство и личность. С какого «угла» ни посмотреть на них динамику на протяжении российской истории, будет видна крайняя «размашистость» и повторяемость изменений. Поэтому внимание к этой исторической цикличности представляется необходимым для любой трактовки.

 

Циклическая динамика государственного успеха и свободы граждан

 

Известно несколько десятков моделей российских циклов: сугубо нумерологические, мистические, а также относительно или вполне научные: смутно-гуманитарные, экосоциальные и демографические, геополитические, социально-политические, административно-мобилизационные.

Синтетическая модель объединяет наиболее конструктивные модели «революций служилого класса», «долгих циклов модернизации» (Р. Вишневский, Р. Хелли)), циклы реформ и контрреформ (А. Янов, В. Лапкин и В. Пантин).

Если первые две модели относятся к взлетам и падениям российской государственности (что прямо накладывается на порывы модернизации), то модель реформ-контрреформ относится больше к положению индивида: уровням защиты его свобод, прав и собственности.

Очевидным образом эти фундаментальные измерения — успех/неуспех государства, свобода/несвобода подданных и граждан — тесно связаны между собой. Феноменологическая картина динамики по этим измерениям позволяет наглядно «ухватить» эту связь. Что и послужило основанием для выделения основных фаз российских циклов: Успешная мобилизация, Стабилизация-Стагнация, Кризис (с крайней формой Государственного распада), Авторитарный откат (Фаза реакции) и Либерализация («сверху» или «снизу») (рис.).

 

 

Рис. «Колея» российских циклов: маятниковые движение, огибающие достижимый (пока?) квадрант сочетания государственного успеха и высокого уровня свободы (защита прав, достоинства, собственности) граждан. Штриховкой выделены фазы кольцевой модели: наиболее типичной в истории Московии-Российской империи-СССР-РФ за последние 450 лет.

 

Разработаны и представлены несколько моделей, отображающих разные грани глубинного механизма, порождающего эти циклы («колею»), а также принципиальные пути преодоления этой цикличности («перевал»).

Разумеется, такое толкование повторяемости в истории России является лишь одним из возможных. Однако ни одно сколько-нибудь объективное изложение этой истории не может пройти мимо таких тем как: внушительные успехи и трагические провалы российской государственности, меняющееся положение подданных и граждан (в плане свобод, защиты прав и собственности, участия в управлении), крупные социальные и политические события, ведущие к сдвигам в этих измерениях.

 

Ряд самоиспытаний в социально-эволюционном контексте

 

Третья категориальная рамка позволяет дополнить первые две в плане учета поступательных (в том числе, прогрессивных, социально-эволюционных, необратимых) изменений, меняющихся социально-политических ценностей, принципов и идеалов, соотнесения России с другими крупными как западными, так и незападными обществами.

Мы постоянно и довольно уверенно пользуемся двумя подходами в осмыслении окружающей реальности, более или менее успешно распознавая, что складывается (естественно, без чьего-либо полного контроля), а что конструируется (искусственно, тем или иным субъектом — индивидом, группой или организацией).

При всем этом, мы по каким-то причинам гораздо меньшее внимание уделяем третьей категории — испытанию, которой соответствует своя область процессов в человеческом мире.

Испытание — это, с одной стороны, попытка добиться успеха, попытка достижения цели, попытка воплотить в жизнь задуманную идею, цель, проект. С другой стороны, в отличие от конструирования, при испытании нет полного контроля над основными ресурсами и условиями. Обстоятельства сложатся так или иначе. Поэтому и испытание может привести к успеху, среднему результату или вовсе провалу.

Каждое общество преимущественно складывается, причем, в течение многих десятилетий и даже столетий. Но история крупных лидеров, государственных деятелей, тексты конституций, сводов законов, проекты реформ неизменно свидетельствуют и о попытках конструирования. Поэтому получившийся результат, качество которого наиболее явно проявляется в потоках миграции, — бегут ли из этого общества или стремятся побывать и поселиться в нем — это всегда итог испытания, того, как удаются или не удаются попытки социального конструирования в складывающихся внутри общества и вокруг него обстоятельствах.

Итак, в мировой истории происходит перманентное самоиспытание типов обществ.

Что считать успехом и что провалом исторических испытаний? Державные цели могли включать такие смыслы как:

       стать самой большой и могущественной империей,

       ведущей христианской державой,

       одной из великих европейских держав,

       хранительницей вековых монархических устоев,

       покровителем всех славянских стран и народов,

       прогрессивной индустриальной экономикой,

       флагманом мировой коммунистической революции,

       примером успешного коммунистического строительства,

       лидером постсоветского пространства и т.д.

Каждый раз с большей или меньшей искренностью в официальных речах и документах прокламировалась забота о чаяниях, благополучии подданных, повышении уровня жизни, правах и свободах граждан, их участии в государственном управлении и т.п. Насколько успешно выполнялись заявления — также вопрос исторического испытания.

 

Связь парадигм модернизаций, цикличности и исторических испытаний

 

Каждый из представленных вариантов категориальной рамки (априорного целостного образа, парадигмы) осмысления истории России высвечивает вполне определенную ее грань:

       возобновляющиеся попытки преодолеть отсталость и встать вровень с ведущими государствами и обществами эпохи,

       непреднамеренная повторяемость фаз, которые при всех своих особенностях, проявляют очевидные сходные черты (ужесточение и послабление режима, рост и падение энтузиазма, сплоченности и ответственности элит, территориальное расширение и потеря территорий и т. д.),

       сменяющиеся цели и идеалы государственного и общественного развития, разные уровни успеха и неуспеха в их достижении.

Нетрудно видеть, что, несмотря на все различия в фокусе внимания и понятийном аппарате, данные образы вполне совместимы.

Каждая попытка модернизации была своего рода испытанием, при успехе приводила к успешной мобилизации, при неуспехе — к возобновлению стагнации, при провале — к кризису. Иными словами, модернизации и испытания (как попытки сознательного конструирования) в истории России всегда были и до сих пор остаются частью циклической динамики.

Однако эта динамика включает также процессы естественного складывания, что приводит в разных условиях к фазам стагнации, авторитарного отката или либерализации, к формированию условий для новых попыток модернизации, условий успеха и неуспеха соответствующих новых испытаний.

 

Какая история служит воспитанию гражданина?

 

Как преодолеть противоречие между неблаговидностью (мягко говоря) многих периодов, явлений российской истории и действительной необходимостью воспитания любящего свою страну, историю и культуру, патриотически и ответственно настроенного гражданина России?

Отвергаем с порога ложь, существенные искажения и умолчания крупных и значимых трагических фактов (почему? а потому: если это нужно объяснять, то уже не нужно объяснять).

Вся существенная правда об отечественной истории должна быть представлена, но так, чтобы ознакомившийся с ней молодой человек не превратился в циника или ненавистника собственной страны, чтобы боль и досада — вполне нормальные и адекватные человеческие чувства, возникающие при знакомстве со многими моментами нашей истории, — привели не к отчаянию или защитному безразличию, а к деятельной энергии, стремлении к личностному и профессиональному росту, ответственности за положение дел вокруг себя. Речь, таким образом, идет о формировании личности гражданина, ментальности, мировоззрения.

Рассмотрим действительно непростые вопросы о Гражданской войне, с оценкой сотрудничества сотен тысяч советских людей с фашистами в 1941-1945 гг., с такими «героями», как Зоя Космодемьянская, которых советское командование посылало в качестве диверсантов поджигать русские же хозяйства в тылу врага.

Наиболее адекватная рамка — конфликтное взаимодействие, где участники имеют свои мировоззренческие и ценностные «горизонты», свои пределы морально допустимого, а также доступные «меню» действий и стратегий. Взаимодействие осложняется тем, что стороны обманывают друг друга (как, например, Гитлер — Сталина перед войной, а потом генерала Власова, обещая «автономию»), используют манипуляции и «прочищение мозгов» (как советское командование со своими диверсантами типа Зои Космодемьянской).

Кроме того, действует еще конфликтная динамика, когда в фазах эскалации эти «меню» стратегий резко сужаются, а сами действия и стратегии достигают пределов жестокого, зачастую несправедливого, неоправданного насилия. В данной логике каждый из участников «прав по-своему», то есть в своей системе координат, но в то же время и не прав в той мере, в которой поддавался на обман и манипуляции, нарушал правовые или нравственные нормы, будь то ради выполнения приказа, верности присяге, спасения людей, высоких идейных мотивов или чего-то еще.

Сложность, многозначность оценок действий сторон в острых конфликтах, особенно когда неоправданное насилие совершается между соотечественниками, рискует соскользнуть в релятивизм или даже цинизм («все правы и неправы, а значит правды и вовсе нет»). Здесь спасительной надежной платформой выступают общезначимые ценности (защита жизни, здоровья, свобод и прав каждого человека). Разумеется, в оценке действий и стратегий, осуществляемых в военное время, на эти ценности невозможно опираться в полной мере, но ведь и для таких ситуаций есть международные правила защиты мирных жителей, правил обращения с пленными, определение «преступлений против человечности» и т.д.

В качестве примера возможности изложения истории такой крайне болезненной темы, как массовое сотрудничество советских людей с фашистами во время Великой отечественной войны (в том числе, с оружием в руках), когда суровым фактам сопутствуют вполне адекватные нравственные оценки, можно привести известную книгу М. Солонина и недавнюю статью В. Владимирова «Русская трагедия. Советские люди на стороне Третьего Рейха, 1941-1945» (http://www.apn.ru/special/article23951.htm).

 

Макросоциальные процессы и личные истории

 

История страны, втиснутая в одну обложку, может быть написана только «крупными мазками» — с изложением главных исторических событий, характеристик разных периодов, представлением магистральных процессов. Вместе с тем, символы и идентичности школьников, затем юношей и девушек формируются, во многом, через чувства сопереживания и идентификации, в том числе, с теми соотечественниками, о которых они узнают из истории родной страны. Увлекательный, воспитывающий любовь к Родине и гражданскую ответственность, учебник должен содержать личные истории: героические, драматические, трагические.

Принципиальным является вопрос о критериях отбора таких индивидуальных историй. Нередко предлагают обратить внимание на ранее незаметных тружеников «кропотливой созидательной деятельности» и «институционального строительства». К этому справедливому призыву следует добавить тех, кто «плыл против течения» в эпохи царивших беззаконий, несправедливости, жестокости, кто словом и делом демонстрировал возможность «жить не по лжи» даже в самые подлые и лживые времена.

Именно в таких личных историях соединяются большие испытания для страны и индивидуальные испытания в жизни человека, происходит соотнесение решений, поступков, каждодневных нравственных усилий с окружающим контекстом, который создается потоком макросоциальных процессов. Не нужно обманывать и утверждать, что «хороших людей всегда было больше», нужно просто показывать, что честные и свободные люди были всегда, пусть даже в меньшинстве, откровенно пояснять в предисловии, почему именно их личным историям уделено особое внимание.

После «Метаистории» Хейдена Уайта общим местом стало представление о том, что исторические тексты строятся согласно тому или иному литературному жанру. История России (как и любой другой страны), написанная в жанре восхваляющей оды, панегирика, всегда будет лживой и лицемерной. Обратная крайность — писать о родной истории только едкую уничижительную сатиру — также неприемлема.

С учетом универсальности конфликтной рамки, для истории России лучше всего подходит драма (что не исключает актов трагедии, фарса, комедии, а иногда даже пошлой оперетки). Действительно, настоящая драма всегда содержит конфликт, трудные, противоречивые и меняющиеся характеры, сложные жизненные коллизии. Общим смысловым каркасом вполне могут выступать порывы к обновлению («модернизации»), к новой прекрасной жизни (что и в истории, и в классических русских драмах обычно завершается печально, трагично или «никак»).

В написании драмы отечественной истории не избежать наличия навязчивых повторов (колеи циклов), когда в новых декорациях и новом составе действующих лиц воспроизводятся одни и те же темы и сюжеты: давление государственной машины и полицейщина, печальные судьбы бунтарей, реформаторов и «маленьких людей», победительные держиморды и жулики, гибнущие в застенках праведники. Драма русской истории — это, прежде всего, циклы возобновляющегося государственного принуждения и попытки (чаще всего неумелые и неудачные) избавиться от него или как-то его «реформировать».

При всем этом, безнадежность, присущая метафоре «колеи порочных циклов», может и должна преодолеваться образом исторических испытаний и самоиспытаний. Именно в этом плане на авансцену отечественной истории выступают ее истинные герои — те, кто внес наибольший вклад в российские культуру, науку, образование, право, кто отстаивал свободу и гуманизм своим словом, делом или всей жизнью даже в самые мрачные трагические периоды. Подвиги праведников в прошлых поколениях, пусть даже не приводившие к победам, — вот что дает историческую надежду.

 

Разные учебники при единстве базовых требований

 

Обратимся к практическим вопросам по проблеме школьного учебника истории. Возможен ли, необходим или сколько-нибудь оправдан единый учебник отечественной истории? Нет, среди учителей, школ есть и останется разнообразие предпочтений, причем не только идеологических, но и моральных, стилистических, интеллектуальных. Единый для всей страны, утвержденный на много лет учебник отечественной истории столь же не приемлем, как и единая принудительно навязываемая всему обществу идеология. Нет сомнений, что если такой единый учебник все же будет «продавлен», то он будет лишь сервильным проектом, легитимирующим действующую власть и режим?

Вправе ли общество, государство, местные сообщества, профессиональные историки, философы, обществоведы, педагоги выдвигать какие-либо общие требования к содержанию учебников истории? Да, вправе. Правдивость (согласие с научно установленными фактами, отказ от тенденциозных умолчаний) и направленность на воспитание любви, уважения к родной стране, ее истории и культуре, гражданской ответственности представляются наиболее непреложными общими требованиями.

Дальнейшие уточнения относительно того, как именно согласовывать и конкретизировать эти требования — предмет будущих дискуссий, своего рода затравкой для которых призвана стать данная статья.

Драма отечественной истории не завершена. Историческое самоиспытание нашей страны продолжается. От того, какое представление получат подрастающие поколения о прошлом, как будут относиться к продолжающейся истории и своему месту в ней, во многом будет зависеть дальнейшая судьба России.