Блеск и нищета российских олигархов, краткая история их политического триумфа и крушения

 

 Вначале была приватизация. При Горбачёве медленная, стихийная (приватизировалось около 2 тыс. предприятий), потом, с 1992 года, массовая ваучерная.

Вопреки распространённому заблуждению не вся совокупная собственность Российской Федерации условно делилась на 140 млн равных частей, по числу граждан страны, а лишь 70% основных фондов. Никто ведь не утверждал, что государственной собственности не должно остаться вообще. Представлялось логичным, что контроль государства над стратегически важными отраслями и предприятиями необходим. К тому же, административно-хозяйственная бюрократия – бывшая советская номенклатура – в процессе не дремала: часть крупнейших предприятий их стараниями оформилась в холдинговые структуры с делегированием контрольного государственного пакета акций в управление своим отраслевым министерствам и ведомствам. Это такой завуалированный способ «красных директоров» остаться при деньгах и власти под видом госсобственности, ничем лично не рискуя.

Народ, тем временем, пристроив свои ваучеры, кому как повезло, или обменяв их на что попало, недоверчиво ждал двух «волг», а строить капитализм, зарабатывая себе и стране прибыли частным предпринимательством, не торопился. Мы, мол, не дельцы какие-нибудь, нам этот бизнес-шмизнес ни к чему.

Чем этот «новый порядок» отличался от недавнего социализма? Правильно: только разрушением привычных хозяйственных связей и управленческих структур.

Кто-то где-то что-то пока ещё привычно производил, но куда отгружать продукцию и кто за неё заплатит, уже становилось непонятно.

 

В интересном положении

 

Бесплатная приватизация породила кризис неплатежей: номинал ваучера не позволял индексировать в процессе основные и оборотные средства, что вызвало обвальную демонетизацию экономики. Предприятия перестали расплачиваться с партнёрами, собственными работниками и государством. И никому за это ничего не было. Потому как если ты один не платишь, то тебя запросто можно призвать к порядку, а если неплательщиков много, почти все, то это называется «положением в стране».

Владельцу прачечной придётся выкручиваться хотя бы перед работниками, расплачиваясь консервами из гуманитарной помощи и стиральным порошком. А опытному директору акционированного сталелитейного завода и это не обязательно. Можно даже не оправдываться, а, напротив, гневно вопрошать «Доколе?!» – и требовать помощи.

Зададимся вопросом, как может государственное предприятие, сидящее на государственных же природных ресурсах, влачить жалкое существование, держать впроголодь работников и годами вообще ничего не платить в бюджет? Оно ради чего существует?

Да, на балансе этих предприятий числились иногда целые города со всей инфраструктурой, близлежащими свинофермами и санаториями у моря. Но всё это имущество отнюдь не процветало с конца 80-х, напротив – большей частью разваливалось и ветшало на корню, повсеместно вызывая недовольство «демократическими реформами». Притом, из недр, всё же, худо-бедно что-то качалось, выковыривалось и даже перегонялось на экспорт. Где деньги, Зин?

Правительство периодически выставляло налоговые счета, но вместо оплаты получало визит к Ельцину очередного «авторитетнейшего руководителя» с предложениями «утрясти вопрос и найти консенсус» в виде льгот и отсрочек. На том и «порешали». Кто, спрашивается, в стране хозяин? Какой может быть консенсус по неплатежу налогов? Если власти над «народным добром» и недрами нет у президента и правительства, то она у кого? Кто пользуется и командует?

Они, они, родимые. Те самые «красные директора», элитная партхозноменклатура времён перестройки. «Не такие дураки», как романтики построения капитализма путём создания, всеми правдами и неправдами, собственных кооперативов и частных лавочек, они лишь посмеивались над «выскочками»: прищучим, когда захотим! Горбачёвский «Закон о предприятии» значительно расширил их полномочия и  создал интересные возможности для «перераспределения» прибыли в свой карман. А развал союзной управленческой системы многократно их увеличил.
Рабочие коллективы и формальные советские профсоюзы пребывали в состоянии естественной экономической невинности, и ни во что вмешаться не могли. Под песни о «народной собственности» и «антинародном режиме» директорский корпус сумел конвертировать свои управленческие полномочия в реальную власть без ответственности и за пять лет демонтажа советской системы стал серьёзной политической проблемой. «Мощные хозяйственники» не только паразитировали на бюджете, но и шантажировали Кремль растущим, под их же бездарным руководством, недовольством трудящихся.

Пока правительство металось в поисках источников средств, президент успокаивал недовольных обещаниями, растрачивая кредит доверия. Предполагалось, что на следующем этапе денежные аукционы постепенно изменят структуру капитала и обеспечат бесперебойные поступления в бюджет. Но инвестиционный спрос на "перспективный неликвид" переоценили: национальный инвестор-младенец всё ещё пребывал в возрасте грудного вскармливания, а зарубежный не торопился платить за шкуру пока не добытого медведя, который запросто мог убежать в свою тайгу. Даже попытки проводить торги «по специальным условиям» желанного пополнения бюджета не дали.

Добро страны, можно сказать, впервые распродавались в розницу, но никто не покупал: уж очень всё выглядело неказисто и ненадёжно.

При этом, опасаясь социальной дестабилизации, государство не банкротило должников, продолжало поддерживать их льготами, а самые убыточные отрасли вообще оставались в госсобственности и сидели на дотациях. Дефицит латался рынком краткосрочных государственных займов (ГКО):  этот способ хорош для регулирования денежного обращения в стабильных финансовых системах, а в тех российских условиях он превратился, скорее, в удобное средство платежей и ухода от обременительных налогов, и с каждым годом все больше походил на «пирамиду».

Цены на нефть уже пять лет падали с отметки 40 за баррель к 10-ти.

Дефицит бюджета в 1995 году составлял 15 млрд долларов (около 30%!!!).

Вот с таким багажом Россия катилась к президентским выборам 1996 года.

Перед Ельциным замаячила реальная перспектива утраты власти, а наиболее активной части молодого российского бизнеса в кошмарных снах стал являться призрак коммунизма. Народ пока безмолвствовал в лёгком терапевтическом шоке, хотя некоторым уже захотелось назад в СССР. Президент глушил стресс привычными способами. Неопытные, но энергичные новые капиталисты забились в поисках креативного выхода из пата.

 

На мели с бесценным грузом

 

Заинтересованные стороны были готовы спасаться сообща, но как? Что делать? Тут даже тёртые акулы капитализма не могли помочь советом: никто никогда ещё в истории не пытался провести огромную страну из советского беломорканала в акваторию свободного рынка. Только отчалили – сразу сели на мель, фарватера к намеченной цели не оказалось, а волоком эту махину не сдвинешь. Как устроить прилив, хотя бы временный, «рукотворный», чтобы оттащить нашу баржу подальше от соцлагеря?

На этом этапе постсоветского существования уже стало всем ясно, что "второй НЭП" не задался: мелкий товарный производитель не возник в несметном количестве и не наладился пополнять бюджет налогами от своих барышей. Класс предпринимателей даже не сформировался, составляя ничтожные доли процента от населения страны.

Психология остальных почти ста процентов оставалась патерналистской: народ с тающей надеждой смотрел на центральную власть, ожидая больше раздачи благ, в крайнем случае - указаний, а не свобод и возможностей.

Стало быть, спасать в такой ситуации стоило именно государство, беря его под свой контроль и опеку. А воспитание из народа сознательного строителя капитализма отложить на потом, прежде обеспечив и укрепив свои позиции.

Из ценных и потенциально привлекательных активов к середине 95-го года в собственности государства оставались 55% капиталов в машиностроении, 42% в нефтегазодобыче, 38% в системе телекоммуникаций, 20% в целлюлозно-бумажной промышленности и 15% в металлургии. Крупные активы, хоть и обременённые долгами и непрофильной социалкой, представляли коммерческий интерес: выставив их на торги, потенциальных покупателей искать бы не пришлось. Но цену, близкую к реальной, с погашением долгов и последующими вложениями в развитие, отечественным предпринимателям было не потянуть, столько ещё не накопили. У акул зарубежного бизнеса есть такие деньги, и производство они налаживать умеют. Но иностранцы – они такие иностранцы! Потом начнут свои права качать и порядки устанавливать. Ельцин не понимал, чем ему лично такая перспектива грозит, но опасался. Парламентские коммунисты сообразили быстрее: крупные активы в госсобственности – стратегический резерв и реальный базис "обратного идеологического поворота"! Их стараниями Дума приняла бюджет с формулировкой, запрещающей в 95-м году продажу пакетов акций, находящихся в федеральной собственности.

Власть фактически ускользала из рук Ельцина. Удержать и укрепить её можно было только создав альтернативную команду новых («своих») собственников. Настоящих собственников, а не «пользователей», списывающих убытки на государство. Владельцев, заинтересованных в эффективной, прибыльной эксплуатации изрядно разорённых активов и способных погасить многолетние налоговые и зарплатные долги. «Своих» – чтобы рассчитывать на их поддержку и не опасаться роста экономического влияния. Круг таковых был невелик, и он вполне определился. Но как обойти запрет?

И тут кое-кто – не будем уточнять, кто, хотя молва утверждает, что это были Йордан и Потанин – предложили изящную схему обмена стратегических активов на пополнение бюджета, называемую в народе «взаимовыгодный сговор»: что по закону нельзя продать, то можно заложить - это законом не запрещено. Кто ссудит родному государству денег на расходы, тому в залог и временное пользование передаются изношенные стратегические сокровища. А дальше – как обычно в ломбарде. Ведь на следующий календарный год запрет на сделки по этим активам не распространялся.

Если бы аукционы были открытыми, то происходили бы они так: государство выставляет пакеты акций, а из потенциальных кредиторов побеждает тот, кто предлагает самый большой залог. Иностранные участники к торгам не допускались из соображений «стратегической безопасности». На всё время кредитного договора управление залогом получает кредитор. Если впоследствии, в обозначенный срок, государство кредит не возвращает, залоговый пакет акций переходит в собственность банка-кредитора. Срок по возврату кредитов был назначен на второе полугодие следующего, 1996 года – после президентских выборов. Но в годовом бюджете средства на выкуп акций не были даже предусмотрены.

 

Барыши и выигрыши

 

До торгов Госкомимуществу предстояло определить стартовую цену лотов. Чтобы что-то продать надо, как известно, чтобы кто-то мог оное купить. Допустим, пришла вам нужда расстаться с бриллиантовым кольцом именитого бренда. Но ни одного знакомого рокфеллера рядом нет, а есть барахолка. Стало быть, продать кольцо придётся за ту цену, которую там реально могут дать.

Непроверенные источники утверждают что, «приценивались» организаторы торгов путём активных телефонных переговоров:  «Он даёт столько-то, а ты? – Они готовы подняться на десятку. – Нет, мы не потянем, потолок»… Потенциальные участники, таким образом, были хорошо известны. Как и будущие владельцы, которым банки-держатели передадут активы в собственность год спустя: никаких иллюзий насчёт возврата залога не было.

От имени банковского консорциума (ОНЭКСИМ Банк, “МЕНАТЕП”, АКБ “МФК”, Столичный банк сбережений, Альфа-банк, “Российский кредит”, АвтоВАЗбанк, Инкомбанк) проводил и контролировал залоговые аукционы ОНЭКСИМ Банк, он же – держатель счетов Минфина, что породило последующие спекуляции на тему «правительство само себя кредитовало, отдав собственность бесплатно». (Как будто банки по определению оперируют не деньгами вкладчиков или не должны их возвращать.) Но когда организатором аукционов выступает непосредственный участник, в создании узкого круга заведомых победителей сомнений, и правда, не остаётся. Потому опустим тут методы устранения нежеланных конкурентов. Во-первых, в отсутствие иностранных претендентов их и было – кот наплакал, аж на два больше. Во-вторых, все формальные процедуры в этом смысле были соблюдены.

Сосредоточим внимание на другом.

Итак, в ноябре и декабре 1995 года прошло 12 аукционов, давших бюджету 1 млрд 100 млн. долларов. Дабы не пересказывать, кому что в результате досталось и почём, приведу данные полностью.

3.11.95. Выставлено 40,12% акций «Сургутнефтегаза». Победил негосударственный пенсионный фонд «Сургутнефтегаз». В общей сложности заплачено 300 млн. долларов США.

17.11.95. Выставлено 38% акций РАО «Норильский никель». Победил ОНЭКСИМ Банк. Заплачено 170,1 млн. долларов США.

17.11.95. Выставлено 15% акций АО «Мечел». Победило ТОО «Рабиком» (к тому моменту – владельцы большого пакета акций). Заплачено 13,3 млн. долларов США.

17.11.95. Выставлено 25,5% акций «Северо-западного речного пароходства». Победил Банк МФК. Заплачено 6,05 млн. долларов США.

7.12.95. Выставлено 5% акций «Лукойла». Победил сам «Лукойл». Заплачено 141 млн. долларов США.

7.12.95. Выставлено 23,5% акций «Мурманского морского пароходства». Победило ЗАО «Стратег» (фактически – банк МЕНАТЕП). Заплачено 4,125 млн. долларов США.

7.12.95. Выставлен 51% акций «Сиданко». Победил банк МФК (фактически – консорциум из МФК и «Альфа-групп»). Заплачено 130 млн. долларов США.

7.12.95. Выставлено 14,87% акций «Новолипецкого металлургического комбината». Победил Банк МФК (фактически – «Ренессанс Капитал»). Заплачено 31 млн. долларов США.

8.12.95. Выставлено 45% акций «Юкоса». Победило ЗАО «Лагуна» (фактически – банк МЕНАТЕП). Заплачено 159 млн. долларов США.

11.12.95. Выставлено 20% акций «Новороссийского морского пароходства (Новошип)». Победило само пароходство. Заплачено 22,650 млн. долларов США.

28.12.95. Выставлено 15% акций АО «Нафта-Москва». Победило ЗАО «НафтаФин» (фактически – менеджмент самого предприятия). Заплачено 20,01 млн. долларов США.

28.12.95. Выставлен 51% акций «Сибнефти». Победило ЗАО «Нефтяная финансовая компания» (фактически – консорциум Березовского и Абрамовича). Заплачено 100,3 млн. долларов США.

Один миллиард 100 миллионов, или меньше 10% покрытия бюджетного дефицита.

Заплатил бы не допущенный до торгов «Конт» хоть на 30 млн. больше, хоть на 50, картина не меняется. А в разы больше никто в стране предложить не мог. Стоило огород городить?

Ещё бы. Но не ради жалкого миллиарда, в целом  не делавшего погоды, а из-за упомянутого выше «положения в стране».

Залоговыми аукционами решалась не столько проблема пополнения бюджета, сколько вопрос о власти. Заполучив (отнюдь не задаром по тогдашним меркам!) убитую, но работающую и перспективную крупную собственность, а также возможность реализации своих самых амбициозных проектов, новоиспечённые олигархи становились кровно заинтересованными в сохранении курса и в окончательном оформлении своих прав год спустя, а значит – в переизбрании Ельцина на новый срок.

Говорят, отмечая шампанским завершение залоговых аукционов, кто-то из присутствовавших сказал: «Сегодня мы выиграли будущее России».

Казалось, что так.

Но как они ошибались!

 

Осознанная необходимость и волшебная сила искусства обработки электората

 

Это была ещё не сама победа, а лишь её залог, простите за каламбур. Теперь предстояло выиграть выборы Ельцину, рейтинг которого упал ниже 4% в среднем по стране. Ради достижения общей цели «консорциум» сплотился, как никогда. Руководить «креативным»  избирательным штабом позвали Чубайса.

Нынешние «мульки» о том, что на выборах 96-го на самом деле победил Зюганов, а Ельцину голоса приписали, ничего общего с действительностью не имеют. Банальная  воровская отмазка: не мы, мол, первые воруем, все так делали, жизнь такая. А как же показательный и неожиданный для Кремля провал НДР на думских выборах, забыли? Что помешало «подсчитать правильно»?

Не было у Ельцина на тот момент карманного волшебника с золотым ключиком к системе ГАС. И послушного админресурса на местах не было: губернаторы, в основном, симпатизировали Зюганову. То есть, локальное воровство голосов «кое-где у нас порой» происходило, но шло в обе стороны и реальную картину электоральных предпочтений в целом не искажало.

Другое дело, что понятие «честные выборы» не исчерпывается подсчётом голосов.

Агитационная кампания велась адресно по всем группам электората, практически «в одни ворота» и с использованием всех мыслимых технологий, включая откровенно манипулятивные. («Спаси страну – спрячь бабушкин паспорт!» – помните? А плясавшего предынфарктного Ельцина?..) Штаб работал почти круглосуточно, еженедельные замеры рейтингов с мест анализировались как сводки с фронтов: сколько где удалось «накачать», и что ещё можно сделать. Зюгановым пугали, как Страшным Судом. Весной удалось поднять Ельцина на второе место и тем обеспечить второй тур. Отработали «фактор Лебедя». К финалу гонки добились паритета, но не расслаблялись до упора: в решающий день поставили с раннего утра подряд все серии какого-то латиноамериканского «мыла», дабы пенсионерки не кучковались на избирательных участках и не влияли друг на дружку. В общем, всеми средствами запудрив мозги, добились того, что народ «проголосовал сердцем».

Кстати, о средствах.

Даже не представляю себе, во что обошлись выборы Ельцина. (Только не смешите меня напоминанием о коробке из-под ксерокса, полмиллиона – это несерьёзно.) Доподлинно знаю, что работали все за идею и с энтузиазмом, но, конечно, всё по факту оплачивалось. Не в последнюю очередь из карманов новоиспечённых олигархов. Или даже в первую очередь из их карманов: знали, за что платили.

Таким образом, первым их вкладом в историю стал невиданный рывок развития технологий манипулирования массовым сознанием. Политтехнологи, конечно, и прежде широко использовались для предвыборной агитации во всём мире, но чтоб за четыре месяца привести к победе кандидата со стартовым рейтингом на уровне статпогрешности – это был абсолютный рекорд и новое слово в обработке электората.

Но выработанный в ходе избирательной кампании ресурс обрадованные победой бизнесмены недооценили. (И напрасно.) Зато громко объявили, что обладают достаточными ресурсами «для воздействия и на слишком беспринципных, и на слишком бескомпромиссных политиков» («Письмо 13-ти».) То есть, новорождённый крупный капитал расправил плечи и собрался всерьёз руководить страной.

Перенёсший инфаркт Ельцин почти отстранился от дел с самого начала своего последнего срока. Остальные недавние благодетели новых хозяев тут же ощутили на себе их деловую хватку.

 

Последний срок и калифов час

 

Министрам доходчиво разъяснили, перед кем они теперь обязаны отчитываться и от кого будут получать указания. Интересы капитала объявлялись приоритетными для страны и её будущего. Несогласным убедительно советовали не становиться на пути летящего вперёд паровоза. Кроме того, аппетиты собирательной старушки Семибанкирщины вовсе ещё не были удовлетворены, ведь не каждому досталось то, о чём мечталось.

Полагая, что рыбка золотая у неё уже на посылках служит, старушка, как нынче говорят, «озвучивала» свои пожелания: «Старичок, там ещё вон то корыто должно достаться NN, ну, ты в курсе!».

Старичок ответствовал, что, нет проблем: будет тендер, пусть NN предложит свои условия, и если они окажутся самыми привлекательными…

- Ты не понял, Старичок? – капризничала наша собирательная Старушка, – Мы же договаривались! (И ведь правда - договаривались: Гусинский, примкнувший к «заложникам» в предвыборном марафоне, в аукционах не участвовал и насчёт исполнения своих пожеланий после общей победы был обнадёжен.)

Старичок, стоявший на том, что с этого момента ни о каких «особых условиях» не может быть и речи, навлекал на себя гнев самозваной владычицы и отправлялся в отставку.

На свою беду старушка была собирательной и в плохом для себя смысле, то есть, не имела единого мнения внутри себя по многим судьбоносным вопросам. Вследствие чего, проводимая ею экономическая политика по-прежнему не создавала макроэкономических предпосылок для устойчивого экономического роста.

Точнее, никакой единой продуманной экономической политики по-прежнему не было.

При смене исторических декораций и политической риторики в России последней четверти ХХ века не менялся принцип распределения привилегий. До горбачёвской перестройки власть (позиция в её системе) обеспечивалась эквивалентом привилегий номенклатурных: от близости к её верхушке зависел доступ к «спецраспределению» всяческих материальных благ и услуг. С конца 80-х важнейшей привилегией стала возможность ограниченной экономической активности. Номенклатуре позволялось то, что остальным было запрещено: создавать коммерческие структуры при государственных предприятиях, в том числе с зарубежными партнёрами, и получать от их деятельности прибыли через льготное кредитование и обналичивание денег (тот самый Закон о предприятии, благодаря которому первыми обогатились директора с присными).

С разрушением СССР и приходом к власти Ельцина произошла трансформация элит: часть политической элиты утратила свои позиции, а более динамичная часть экономической, напротив, укрепилась.

Что изменилось? Страной руководил бывший секретарь обкома? Как и прежде. Он поставил близких себе людей на ключевые позиции в экономике? Как и прежде. Да, эти «новые близкие» потеснили прежних фаворитов, довольно бездарных и неэффективных, напомним. Но что здесь нового? Только факт оформления частной собственности на основные фонды, которыми прежние хозяева пользовались «за так», оставляя на государстве ответственность за убытки, провалы и собственную некомпетентность.

Гораздо важнее – что оставалось старым: несмотря на половинчатые попытки либерализации, сохранялись  командные методы управления экономикой. Поддержка завышенного курса рубля, удушающего отечественного производителя дешевым импортом – и популистское распределение нерентабельным производителям льгот и дотаций. Аккумулирование «отложенной инфляции» посредством ГКО – и выдача необоснованных кредитов и выборочных субсидий. Раздача крупных кусков госсобственности в частные руки с надеждой на интенсификацию производства – и постоянное повышение налоговых ставок, выдавливающее бизнес «в тень».

В такой системе успешно может существовать лишь тот бизнес, интересы которого обслуживаются на самом высоком властном уровне.

Единичные позитивные шаги общую ситуацию не меняли. Правительством продолжал руководить «альтернативно одарённый» Черномырдин, никогда ничего не видевший дальше своего кармана. Нефть в 97-м снова упала в цене в полтора раза, а суммарных доходов федерального бюджета уже не хватало для расчетов по «пирамиде» ГКО. Её необходимо было срочно реструктурировать, но «левая» Дума блокировала любые попытки непопулярных мер и красовалась ролью «защитников народных» на фоне отъявленных либералов: каждый тянул одеяло на себя. В приобретённые олигархами через ЗА активы инвестировать пока было нечего: прибыль уходила на погашение долгов, кредиты с неба в руки не падали.

Стоять на этих рельсах точно было опасно: поезд летел под откос.

Переломным моментом стал август 1998-го. Рынок ГКО, стянувший на себя всю «виртуальную» финансовую активность, рухнул. Государство обанкротилось, показало своим гражданам вывернутые пустые карманы и отказалось возвращать долги. Личные доходы россиян упали в разы. Разорилось несколько банков.

Многим показалось, что всё кончилось.

Оказалось, только тут всё по-настоящему началось.

Страна «обнулилась». И, что примечательно, никто не вышел на улицы требовать от государства поддержки.

18 августа 1998 года экономика России, наконец, перестала быть «постсоветской».  Освобождённый от удушающего патернализма рубль, пережив инфляцию от недолгой «управляемой эмиссии», превратился в нормальную рыночную валюту, а власть перестала изображать из себя «кормилицу народа». Олигархи вместе с Ельциным и правительством  дискредитировали себя в качестве управленцев. Но бизнесу в целом выпал шанс начать историю России с чистого листа.

 

Почти нулевой вариант

 

Во всех смыслах наступила новая реальность, что многие почувствовали нутром: надеяться впредь стоило только на себя. Экономический спад довольно быстро обернулся подъёмом реального сектора экономики: вкладываться в него стало выгоднее, чем в любые «бумажки». Макроэкономическая ситуация пока не преобразилась в стимулирующую, но перестала быть удушающей: в отсутствие внятного директивного курса страна как бы начала прорастать живыми тенденциями сама по себе.

И запела старые песни о чем-то главном, отнятом у неё «бесчеловечными демократами».

Нет, народ не бросился в зюгановские объятия, этой записной думской братии давно никто не верил. Но вся прежняя «реформаторская» риторика мгновенно устарела, приобрела резко негативную окраску в сознании населения, чего, как ни странно, некоторым профессиональным либералам удалось не заметить.

Казалось бы, от этой точки Россия могла развиваться по любому сценарию, включая самые оптимистичные.

Благоразумно отказавшись от дальнейшего использования личных взаимоотношений с властью, всегда предполагающих не только приятные преференции, но и предсказуемые коррупционные издержки, владельцы бывших залоговых активов имели шанс превратиться в субъектов здоровой конкурентной рыночной экономики. Ничто не помешало бы им бороться за свои интересы всеми доступными политическими средствами, используя рычаги влияния на общественное мнение и парламент, без решения вопросов «частным порядком». Разве что … абсолютная убеждённость, что без гарантий действующей власти пересмотра залоговой приватизации не избежать.

Сомнительная законность амбивалентна: если один раз можно создать законодательную базу для особого случая, ничто не помешает вторично воспользоваться тем же способом ради обратной операции. Тем более, что моральная оценка сделки Ельцина с консорциумом в обществе сомнений не вызывала.

Во-вторых, кто бы поручился, что конкурент не воспользуется влиянием на власть имущих, от которого ты благородно отказался? Особенно если и первые, и вторые, и все прочие облечённые властью лица от возможности влияния на них явно не отказывались.

Нет, в сложившихся условиях олигархи предпочитали и дальше окружать правительство и президента своим неусыпным вниманием. До каких пор? На этот счёт существовали различные мнения.

Некоторых позиция «негласного диктаторства» вполне устраивала хоть на сто лет вперёд, её лишь имело смысл укреплять. Другие готовы были «решать по обстоятельствам». Кто-то надеялся на постепенную трансформацию государства под заинтересованным контролем: мол, проведём в парламент своих представителей, вместо невменяемых популистов и клоунов, потом ограничим полномочия президента и станем формировать правительство из профессиональных и компетентных сторонников рыночной экономики. Личное участие не исключается, ведь развивать экономику целой страны куда более интересно, чем налаживать отдельные отраслевые производства.

Пока же на повестке дня первоочередным стоял вопрос подбора преемника, поскольку сроки поджимали, а состояние первого президента внушало опасения.

И они его нашли. Не сразу, но очень вовремя: цены на нефть перестали падать, реальный сектор российской экономики показывал крепнущую тенденцию роста, интерес иностранных инвесторов пробуждался ввиду уже заметного и успешного внутреннего инвестирования. Явление стране и миру нового президента должно было подвести черту под уходящей в прошлое эпохой нестабильности, неуверенности и страхов. Россия стояла на старте, готовая взлететь.

Памятуя о волшебной палочке управления общественным мнением, олигархи не сомневались в своей способности привести к власти кого угодно. Лишь бы кандидат в преемники их устроил и вызывал доверие.

Никому вовремя не пришло в голову, что умение втираться в доверие – весьма опасное личное качество.

 

Неподведённые итоги, мифы и упущенные возможности

 

Разгребая многолетнее мифотворчество, хочу заметить, что никакого экономического урона первые олигархи стране не нанесли.

Украли, говорите? Из нашего кармана? Однако же, у Гусинского, Березовского и Ходорковского уже всё отобрали и вернули народу. Надеюсь, каждый оценил плоды состоявшегося возврата. К концу 2013 года суммарное состояние оставшихся  участников ЗА  не превышало 60 млрд. долларов. Делим на численность населения (приблизительно 140 млн.). Получаем: у каждого гражданина России эти, пока не раскулаченные, ворюги украли за прошедшие 18 лет по 428 долларов с копейками. Примерно по 23 доллара в год. Не впечатляет.

Но, может, убыль заметна на государственном уровне? То есть, Россия по их вине обеднела в денежном или натуральном выражении?

Хочу тут напомнить, что до известных событий с «Юкосом» никто из условных «семибанкирцев» денег из России не выводил. Напротив, бегство капитала сокращалось с 97-го года до начала нового тысячелетия и в абсолютных объёмах, и, ещё заметнее, в процентном отношении к экспорту. (Невиданного в 90-х максимума оно достигло к концу нулевых) В эти же годы начался рост иностранных инвестиций в нашу экономику. Правда, значительная доля этих денег имела вполне отечественное происхождение и представляла собой возврат ранее уведённых в оффшоры заначек «на чёрный день»: казалось, он никогда уже не наступит, а дела требовали вложений. (До санкций при гораздо больших объёмах сохранялась та же картина: около 50%  «зарубежных» вложений шли в Россию с Кипра, остальные из других оффшорных зон. Таким способом уведённые деньги «подрастают» на российском сырье, не выходя из укрытия.) Уж каких собак ни навешивай на наших подельников, но не для того они захватили себе заводы и шахты, чтобы сбежать от них подальше.

Очевидно, что в их планы могло входить только развитие активов и умножение богатства. Здесь, в России.

Досталось ли им во владение лишь созданное трудом советского народа? Большей частью – да. Но, например, НТВ, лучший в ту пору канал во всём медиапространстве, практически с нуля создал Гусинский, до него существовала лишь частота вещания на «четвёртой кнопке». Ходорковский провёл модернизацию нефтеперерабатывающих заводов и начинал разработку новых месторождений в Восточной Сибири, умудрившись получить для этого необходимую прибыль при цене нефти 12 долларов за баррель. Норникель до приватизации имел задолженность перед бюджетом, исчисляемую в сотнях триллионов рублей, а сегодня даёт 3 млрд. долларов чистой прибыли. Все долги (в том числе и по зарплате) всех приватизированных через ЗА предприятий были погашены новыми владельцами. Прибавьте сюда суммарные заплаченные налоги и прочие вложения. Может, на чей-то вкус невелики заслуги, но уж никак не ущерб стране и народу.

Наконец, обязан ли человек доплачивать за собственность, некогда приобретённую дёшево?  Существует мнение о справедливости такого требования. Но посмотрите на это с другой стороны: станете ли вы доплачивать за товар, купленный до подорожания? А если вам повезло десять лет назад купить квартиру в перспективном районе за 20 тысяч, а сегодня ей цена полмиллиона – вы должны выплатить разницу продавцу? Нет? Но ведь цена поднялась без малейшего вашего участия, вам ни пальцем, ни извилиной шевельнуть не пришлось.

Устойчивый миф об олигархах-разорителях, жирующих хапугах, формировался не в один день. Несмотря на присущее народу представление о неправедном происхождении любого богатства, отношение к владельцу крупного состояния не безусловно негативное. В нём есть место восхищению (молодец, смог!), уважению (хозяин!) и даже сексуальной привлекательности (вот это мужчина!) – многое зависит от случайного или умышленного контекста.

Смена эпох и начало стабилизации после бурных перемен, между тем, породили запрос на образ виновника. Обычно он заполняется лицами тех персонажей, кто больше всех высовывался и настойчивее прочих говорил, что надо делать. Даже если делалось ровно обратное звучавшим советам: коллективное бессознательное не замечает отсутствия связи между декларациями и реальностью. То есть, естественным путём в стан виноватых попадали публичные либералы-реформаторы, а из числа олигархов, пожалуй, один только покойный Березовский с его неуёмной социальной активностью.

Имидж олигархов какое-то время оставался «пограничным». Имея в распоряжении все возможные средства воздействия на массовое сознание (ту самую волшебную палочку, раздувшую рейтинг Ельцина в 20 раз) не составляло большого труда сдвинуть коллективный образ воротил крупного бизнеса в сектор позитивного восприятия. И нынешние расхитители народного добра, прожигатели жизни в куршевелях, оказались бы талантливыми, не боящимися риска, трудоголиками, меценатами, патриотами, созидателями и достойными подражания эффективными менеджерами. Обе версии обеспечены правдивыми аргументами и фактами. Положительный и привлекательный образ предпринимателя, умело подаваемый через СМИ, смикшировал бы влияние «старых песен» на новое поколение и препятствовал бы развитию в обществе повальной ностальгии по «великому советскому прошлому».

Во-вторых, социальный негатив можно было направить в сторону настоящих идейных противников и антирыночно настроенной Думы. Парламентская деятельность основных думских фракций в течение 90-х заслуживает слов исключительно непечатных: на их совести почти вся «хозяйственная черномырдина», не дававшая развиваться стране. Нет, ничего такого разъяснять по телевизору не требовалось, апатичный зритель не стал бы слушать и вникать. Но «замочил» же ОРТ неугодных претендентов «на трон» примитивной «чернухой» – «Казалось бы, при чём тут Лужков?» Казалось бы, не всё же работать топором, можно было и скальпелем что-то подправить…

Частично спасти реноме команды реформаторов тоже было по силам «волшебной палочке». Ответственность за всё на свете, включая развалины колокольни в выпитую из крана воду, на них перевесили несколько позже. Подыскать оправдания их настоящим ошибкам ничего не стоило: сегодня большинство охотно верит в «объективную необходимость» сталинского ГУЛАГа, называя Гайдара убийцей миллионов соотечественников – оцените профессионализм манипуляторов! Внушать обратное, куда более очевидное, было бы в тысячу раз легче. Тем более что песни – песнями, но всерьёз вернуться в настоящий социализм тогда ещё почти никому не хотелось.

Чем бы помогла Семибанкирщине такая своевременная информационная обработка, спросите? Уничтожать противников под улюлюканье требующей распятия толпы куда как легче, чем даже при молчаливом её несогласии. Но, конечно, задуматься о своём (и страны!) будущем стоило прежде, ещё до насильного переизбрания Ельцина на второй срок.

 

А были ли варианты?

 

Увлечённо демонизируя образ Зюганова, «творцы рейтинга» сильно преувеличили опасность прихода к власти коммунистов. Сегодня уже всем ясно, что откат «в развитой социализм» стране не грозил: ни Зюганов, ни большая часть его сторонников не были заинтересованы в отмене института частной собственности. Не вернулись бы ни властные полномочия к райкомам и обкомам партии, ни «шестая статья» Конституции. Законно избранный, а не навязанный стране, президент, при серьёзном давлении сильных политических противников, просто вынужден был бы действовать в законных же рамках.

Да, частичный «левый поворот» ещё на четыре года затормозил бы темпы роста экономики, но уже к следующим (настоящим!) выборам привёл бы к неизменному «поправению» электората – подобные зигзаги переживают все страны Европы. Конечно, Зюганов мог отменить итоги ЗА, на этот шаг президентских полномочий хватало. Не факт, что хватило бы политической воли и желания – во всяком случае, у «семибанкирцев» достаточно оставалось козырей на руках для торга и договорённостей.

Наконец, «волшебная палочка» могла бы поработать на другого, «социально близкого» олигархам кандидата. Рейтинг Явлинского на старте той предвыборной кампании был точно выше 15-процентной отметки. Его топили, раскалывали и размывали волнами компромата. Отбивали «антизюгановский» электорат внушениями, что «Ельцину нет альтернативы». А если бы наоборот? Безусловно, «рыночник» Явлинский был бы во всех смыслах приемлемее гебешного полковника в роли президента. Кроме одного обстоятельства: «слишком бескомпромиссный» Григорий Алексеевич без всяких резких шагов и подковёрных интриг нашел бы способ вернуть до конца года залоги, потому как не считал проведённую операцию ни политически необходимой, ни экономически верной. Он этого, кстати, никогда и не скрывал.

Возможно, он бы даже не стал выводить активы из управления временных владельцев, назначив их управленцами на предельно выгодных условиях. Но … Заложникам аукционов отказ признавать их особые права казался хуже ножа в сердце. Мысль о ноже в спину тогда ещё не была актуальной.

Наконец, последнее. Если признать, что на сделку с властью  посредством ЗА группу самых активных и безусловно талантливых бизнесменов вынудили обстоятельства, и желание во что бы то ни стало сохранить рыночный курс развития страны, то стоило ли им озаботиться изменением столь опасных обстоятельств? У них было минимум четыре года для того, чтобы на самом деле создать в России класс ответственных собственников и предпринимателей. Ведь именно ради этого задумывалась и проводилась приватизация, о чём теперь даже не принято вспоминать. Они получили достаточные ресурсы и рычаги влияния для радикального изменения инвестиционного и правового климата в стране. Но, не доверяя никому и даже друг другу, вынуждены были искать сговорчивого преемника, который гарантировал бы им особый, а вовсе не безусловно правовой статус, в котором сомнительные сделки не могут быть оправданы ни благими намерениями, ни целесообразностью, ни необходимостью.

 

* * *

 

Сладкий воздух вседозволенности, которым четыре года дышали апостолы нового порядка, опьянял рассудок. Неизвестно, все ли они в равной степени поверили в управляемость невзрачного бывшего шпиончика, или кто-то сумел разглядеть в его прозрачных глазах глубоко скрытые амбиции, но никто, видимо, не усомнился в возможности влиять на нового ставленника. В общих интересах, разумеется. Ведь что хорошо для капитала, то хорошо для России, как утверждал незабвенный Борис Абрамович. Соглашусь. Но – для капитала, а не для конкретных капиталистов. Некоторым может не повезти. Особенно тем, кому личных гарантий никто не давал.

Почему не давал гарантий? Потому что не просили. Разве кукловод требует от марионетки обещаний, что она не насыплет ему ночью в ухо щепотку полония? Он и без лишних слов уверен, что все движения куклы зависят только от него. Куда, казалось бы, безвольному исполнителю деться от системы ниточек, связей, кулис и декораций, в которую он вставлен. Да и пьеса написана…

Кукла оказалась притворившимся карликом Квасиром. Он знал, что врагов можно уничтожить не своей силой, а их слабостью, что во всех спайках найдутся щелочки, связующие нити нетрудно запутать, а слова заученной роли годятся для того, чтобы скрывать собственные мысли. Заполучив ключи от всех дверей, он запустил во дворец свою армию гномов и серых мышей. А те приказали бывшим кукловодам сложить сокровища и волшебную палочку перед установленным троном и удалиться, подписав все необходимые бумаги. Грамотное оформление дел – залог личной безопасности и неуязвимости, хитрые карлики и шпионы этим никогда не пренебрегают.