Андрей РАКИН - Дилетантское
Говорят, великий Томас Вулф не автор своим романам.
Нет, не в том вульгарном смысле, в каком подозревают Шолохова. Все проще. Если верить легенде, мемуарам и сплетням, ему было просто недосуг. Он от случая к случаю заносил в издательство мешки своих разрозненных записок, а уж специально приставленная к нему пара редакторов раскладывала этот поток сознания по отдельным папочкам и придумывала для него подходящую сюжетную канву. Говорят, через десятилетия после смерти гения это привело к каким-то судебным тяжбам по поводу окончательного авторства.
Сдается мне, что, проживи Вулф хотя бы до сорока, он и сам отказался бы от подобных издательских услуг. Как я ощущаю дух его книжек, он отчаянно перся от фактуры, от характеров, от мыслей, картин и коллизий, порожденных собственной фантазией, вовсе не видя нужды и обязанности для себя вывязывать, выплетать из этого какую-то законченную фабулу.
Таким же я воспринимаю и любимого моего АСПушкина. Читаю «Онегина» и радуюсь вместе с автором всем его «веселым картинкам», всем пасторалям и элегиям, пародиям и полупародиям, шпилькам, карикатурам, приколам, игривым стилизациям под Байрона, насмешкам над собратьями по цеху. И вместе с ним же мучаюсь, глядя, как он натужно вытягивает из себя сюжетную линию, любовную интригу, всякие там мотивации героев. Тянет-потянет, но вот нить оборвалась, и плюнул. Шел бы он куда подальше, этот роман. Просто стихи писать веселее и интереснее.
В двух этих гениях из самых разных эпох (а можно третьим вспомнить еще и Стерна) я вижу предтеч современной культуры лаконичного и фрагментарного сетевого хора, диалога и полилога. Вот возьму, к примеру, себя, как не выдающегося, но весьма характерного ее представителя. Все меньше аппетита у меня вызывает мысль взять с полки какой-нибудь еще не прочитанный роман и в азарте отфигачить его от корки до корки. И не в том дело, что слишком много букв. Пугает не объем. Смущает некая нарочитость и искусственность по нынешним временам всей этой сюжетной бодяги, специально создаваемой конструкции, извне втыкаемой в текстовое мясо как бы для создания некоего скелета, некой интриги, которая заставит меня читать, не отрываясь и любопытствуя, что там дальше будет с героями.
Другое дело - раскрыть книгу на середине и провалиться с головой в авторский мир, даже не вникая, кто там из героев главнее и кому что надо. Не потому ли в зрелые годы нас все больше тянет на чтение дневников великих писателей, на их личную переписку? Вот где истинная спонтанность, не прикрытая заполированным гранитом романной формы.
Глядя под пиво какой-нибудь голливудский боевик, я не интересуюсь, кто там прав, кто виноват и кто кого обхитрил. Мне достаточно просто скачущих по экрану фигурок. Бегающих, стреляющих, обнимающихся. А все остальное от лукавого. Вот так и тут. Написанное может быть очень вкусно само по себе, безо всяких дополнительных побрякушек и завлекашек. Килобайты мыслей, картин, событий, коллизий и чувств, как мне кажется, обрели сейчас в глазах читателя бОльшую самоценность и привлекательность, чем 100 и 200 лет назад, и не нужны мне зазывалы, преподносящие авторский внутренний мир, выложенным на прилавок в остросюжетной упаковке. Если он чего-то стоит, я его съем и так.
В общем, разлюбил я что-то и баночное, и бутылочное. Налейте мне, пожалуйста, вооон из того крана кружечку живого, не фильтрованного.