Годовщина переворота в России. Русская жена

Читайте также: Вожди и экзорцисты

С утра на демонстрацию, вечером праздничный стол. У колхозника плоды лета. У горожанина – то, что выдали пайком или удалось прикупить, постояв в очередях. Скорее всего – селедка с картошкой. Салат оливье, который в русской версии хорош тем, что его можно сделать из любой всячины, которая есть на кухне. Водка «Русская».
Вспомнишь и вздрогнешь. (А потом подумаешь, что наверняка найдется возмущенный клеветой на советский строй читатель, у которого дедушка был главным инженером или полковником НКВД – и который поэтому круглогодично имел на столе сервелат и ананасы. Бордо и арманьяк.)

Голос, не оставляющий надежды. Годовщина переворота в России. Русская жена: от Блока и далее

Мне напомнили с утра, что сегодня еще и день рождения Льва Троцкого. Дата не круглая, можно пренебречь.
Но я вспомнил, что буквально на днях увидел ледоруб в витрине берлинского музея кино на Потсдамерплац. Классная штуковина. Типа того орудия, которым Рамоном Меркадером был сокрушен по заказу Сталина Троцкий в его бессмысленной мексиканской эмиграции.
И меня перемкнуло. Ледоруб как метафора бумеранга. Есть ли смысл кого-то жалеть, когда… «На трибуну взошел Троцкий, скривил губы и сказал голосом, не оставлявшим никакой надежды:
- Товарищи и братья...»
Это финал основанного на личных (неточных) воспоминаниях рассказа прозаика Исаака Бабеля «Линия и цвет». Рассказ вообще-то посвящен не столько Троцкому, сколько Керенскому. Другому вождю России, но также неудачнику.
Предшествующий финалу пассаж в рассказе тоже примечателен: «В тот день Троицкий мост был разведен. Путиловские рабочие шли на Арсенал. Трамвайные вагоны лежали на улицах плашмя, как издохшие лошади. Митинг был назначен в Народном доме. Александр Федорович произнес речь о России – матери и жене. Толпа удушала его овчинами своих страстей. Что увидел в ощетинившихся овчинах он – единственный зритель без бинокля? Не знаю…»
А кто знает?
У России, подумал я, в начале ХХ века было много женихов. Но она выбрала худшего. А он уж потом обстругал ее под свой ранжир. Полетели клочки по закоулочкам.
Не так ли случилось и в конце века?
Вчера мы встречались на Винерштрассе с репортером Gesine Dornblueth, автором книги «Jenseits von Putin: Russlands toxische Gesellschaft». И по ходу разговора Гезине несколько раз вспомнила про Бориса Немцова.
Да и кто не помнит эту очевидную, но неслучившуюся персональную альтернативу всему, что случилось!..
Пожалуй, от спекуляций на тему «что было бы, если бы…» самое время перейти к констатации. Сто шесть назад – начало тому, как Утопия (ее хорошо по-русски назвал Сергей Есенин, Инония) ураганом прошла по России и окрестностям и выжгла (как она хотела) столь много, что мало чего осталось. На этом, судя по всему, история России закончилась и началась постистория. Начались последствия.
У другого поэта начала минувшего века, Александра Блока, первым назвавшего Россию своей женой, образ катастрофы уложился в две строки: «Над бездонным провалом в вечность, Задыхаясь, летит рысак».
Задыхаясь, летит русак.

Закрыть гештальт

Принято считать, что Россия, страна, которая не умеет управиться с собой ("порядка в ней нет"), а потому отдающаяся мечтательному воображению на манер гоголевской Агафьи Тихоновны, выбиравшей себе мужа (да так и не выбравшей подходящего) на стороне.
Источники самой тлетворной русской утопии вовсе не автохтонные. Это – ветхозаветный мессианизм, бродячие идеи Модерна. Хилиазм (типа давнего проекта Томаса Мора), социальный романтизм с его воспаленной жаждой воплощения идеала, позитивистские теория прогресса и социализм (идея обмена свободы на благополучие) как глобальная доктрина, выросшее на позитивистской почве декадентское развенчание морали как предрассудка, готовность подогнать жизнь под схему, проект. На фоне, конечно, острого чувства несправедливости бытия, без утоления которого местью не бывает революций.
В середине минувшего века глобальный утопизм исчерпал себя. К тому времени в Советском Союзе утопия диковинно соединилась с практикой архаичных восточных деспотий и кочевых империй (в которых элита колонизировала плебс), создав феномен нового тотального рабства.
В цивилизационном ядре человечества утопизм (далеко не только советского разлива) был заменен удовлетворением простых и статусных потребностей в обществе потребления – и легитимацией частных проектов, несводимых воедино в плюралистическом, суб- и мультикультурном, мире постмодерна. Запад умеет учиться. И улучшать жизнь, учась.
СССР оказался в этом новом мире, легко, без пролетарской революции и диктатуры пролетариата, решающем проблему справедливости и свобод, громоздким чудовищем. Змеем-тугарином с ядерными боеголовками. Он держал в заложниках половину человечества, стучал башмаком по трибуне ООН, но потерял как идеологически спланированное, так и реальное будущее.
Оно с тех пор в этих краях так и не образовалось. Несмотря на все попытки доброхотов привить тот или другой культурный проект к прогнившему стволу бессмысленной державы, переживающей свой фантомный ренессанс.
Кстати, вдова Троцкого Наталья Седова последние три года своей жизни прожила в Париже, 1960-1962. Категорически отвергая советский гештальт. Ну а русскому народу на добрую память о Льве Давыдовиче осталось лишь выражение "пиздит, как Троцкий", да и оно полузабыто.

Немцов и Россия. Годовщина переворота в России. Русская жена

Почему не получилось у Немцова? Его-то голос вроде как как раз давал надежду… Но не ту и не так?
Как я понял, автор книги о России Гезине Дорнблют считает, что причина в качестве общества. Пацифизм Немцова оказался в итоге для местных жителей неподходящим маркером реальности. Отбирающей жизнь.
Оказавшейся для слишком многих невыносимой. Но несколько погодя.
Искоренение здоровой, непатологической реальности создало в России много пространств смерти. Ментальных и буквальных. Архипелаг ГУЛАГ как норма жизни и как пространство бытия, от океана до океана.
Вся она целиком выстужена в ХХ веке, перемотана колючей проволокой, вытоптана и выдублена террором, страхом, войнами. В Москве, умеющей наводить глянец на ужас, не заподозришь, что совсем рядом есть места, которые даже визуально невыносимы для жизни. Но и в Москве висит над мертвой бездной Немцов мост. По нему в сыром феврале уходил от Кремля в свое партикулярное замоскворецкое логово со случайной подругой-украинкой вождь бессильной фронды, проиграв свою роковую игру. Да не ушел.